Гамлет

Борис Пастернак.

, король датский.

, сын прежнего и племянник нынешнего короля.

, главный королевский советник.

, друг Гамлета.

, сын Полония.

придворные.

бывшие университетские товарищи Гамлета.

.

.

.

офицеры

, солдат.

, приближенный Полония.

.

.

.

, принц норвежский.

.

.

, королева датская, мать Гамлета.

, дочь Полония.

,
,
,
,
,
,
.


Кто здесь?

Нет, сам ты кто, сначала отвечай.

Да здравствует король!

Бернардо?

Он.

Вы позаботились прийти в свой час.

Двенадцать бьет; поди поспи, Франциско.

Спасибо, что сменили: я озяб,
И на сердце тоска.

Как в карауле?

Все, как мышь, притихло.

Ну, доброй ночи.
А встретятся Гораций и Марцелл,
Подсменные мои, – поторопите.

Послушать, не они ли. – Кто идет?


Друзья страны.

И слуги короля.

Прощайте.

До свиданья, старина.
Кто вас сменил?

Бернардо на посту.
Прощайте.


Эй! Бернардо!

Вот так так!
Гораций здесь!

Да, в некотором роде.

Гораций, здравствуй; здравствуй, друг Марцелл

Ну как, являлась нынче эта странность?

Пока не видел.

Горацио считает это все
Игрой воображенья и не верит
В наш призрак, дважды виденный подряд.
Вот я и предложил ему побыть
На страже с нами нынешнею ночью
И, если дух покажется опять,
Проверить это и заговорить с ним.

Да, так он вам и явится!

Присядем,
И разрешите штурмовать ваш слух,
Столь укрепленный против нас, рассказом
О виденном.

Извольте, я сажусь.
Послушаем, что скажет нам Бернардо.

Минувшей ночью,
Когда звезда, что западней Полярной,
Перенесла лучи в ту часть небес,
Где и сейчас сияет, я с Марцеллом,
Лишь било час...


Молчи! Замри! Гляди, вот он опять.

Осанкой – вылитый король покойный.

Ты сведущ – обратись к нему, Гораций.

Ну что, напоминает короля?

Да как еще! Я в страхе и смятенье!

Он ждет вопроса.

Спрашивай, Гораций.

Кто ты, без права в этот час ночной
Принявший вид, каким блистал, бывало,
Похороненный Дании монарх?
Я небом заклинаю, отвечай мне!

Он оскорбился.

И уходит прочь.

Стой! Отвечай! Ответь! Я заклинаю!


Ушел и говорить не пожелал.

Ну что, Гораций? Полно трепетать.
Одна ли тут игра воображенья?
Как ваше мненье?

Богом поклянусь:
Я б не признал, когда б не очевидность!

А с королем как схож!

Как ты с собой.
И в тех же латах, как в бою с норвежцем,
И так же хмур, как в незабвенный день,
Когда при ссоре с выборными Польши
Он из саней их вывалил на лед.
Невероятно!

В такой же час таким же важным шагом
Прошел вчера он дважды мимо нас.

Подробностей разгадки я не знаю,
Но в общем, вероятно, это знак
Грозящих государству потрясений.

Постойте. Сядем. Кто мне объяснит,
К чему такая строгость караулов,
Стесняющая граждан по ночам?
Чем вызвана отливка медных пушек,
И ввоз оружья из-за рубежа,
И корабельных плотников вербовка,
Усердных в будни и в воскресный день?
Что кроется за этою горячкой,
Потребовавшей ночь в подмогу дню?
Кто объяснит мне это?

Постараюсь.
По крайней мере слух таков. Король,
Чей образ только что предстал пред нами,
Как вам известно, вызван был на бой
Властителем норвежцев Фортинбрасом.
В бою осилил храбрый Гамлет наш,
Таким и слывший в просвещенном мире.
Противник пал. Имелся договор,
Скрепленный с соблюденьем правил чести,
Что вместе с жизнью должен Фортинбрас
Оставить победителю и земли,
В обмен на что и с нашей стороны
Пошли в залог обширные владенья,
И ими завладел бы Фортинбрас,
Возьми он верх. По тем же основаньям
Его земля по названной статье
Вся Гамлету досталась. Дальше вот что.
Его наследник, младший Фортинбрас,
В избытке прирожденного задора
Набрал по всей Норвегии отряд
За хлеб готовых в бой головорезов.
Приготовлений видимая цель,
Как это подтверждают донесенья, –
Насильственно, с оружием в руках,
Отбить отцом утраченные земли.
Вот тут-то, полагаю, и лежит
Важнейшая причина наших сборов,
Источник беспокойства и предлог
К сумятице и сутолоке в крае.

Я думаю, что так оно и есть.
Не зря обходит в латах караулы
Зловещий призрак, схожий с королем,
Который был и есть тех войн виновник.

Он как сучок в глазу души моей!
В года расцвета Рима, в дни побед,
Пред тем как властный Юлий пал, могилы
Стояли без жильцов, а мертвецы
На улицах невнятицу мололи.
В огне комет кровавилась роса,
На солнце пятна появлялись; месяц,
На чьем влиянье зиждет власть Нептун,
Был болен тьмой, как в светопреставленье,
Такую же толпу дурных примет,
Как бы бегущих впереди событья,
Подобно наспех высланным гонцам,
Земля и небо вместе посылают
В широты наши нашим землякам.


Но тише! Вот ой вновь! Остановлю
Любой ценой. Ни с места, наважденье!
О, если только речь тебе дана,
Откройся мне!
Быть может, надо милость сотворить
Тебе за упокой и нам во благо,
Откройся мне!
Быть может, ты проник в судьбу страны
И отвратить ее еще не поздно,
Откройся!
Быть может, ты при жизни закопал
Сокровище, неправдой нажитое, –
Вас, духов, манят клады, говорят, –
Откройся! Стой! Откройся мне!


Марцелл,
Держи его!

Ударить алебардой?

Бей, если увернется.

Вот он!

Вот!


Ушел!
Мы раздражаем царственную тень
Открытым проявлением насилья.
Ведь призрак, словно пар, неуязвим,
И с ним бороться глупо и бесцельно.

Он отозвался б, но запел петух.

И тут он вздрогнул, точно провинился
И отвечать боится. Я слыхал,
Петух, трубач зари, своею глоткой
Пронзительною будит ото сна
Дневного бога. При его сигнале,
Где б ни блуждал скиталец-дух: в огне,
На воздухе, на суше или в море,
Он вмиг спешит домой. И только что
Мы этому имели подтвержденье.

Он стал тускнеть при пенье петуха.
Поверье есть, что каждый год, зимою,
Пред праздником Христова рождества,
Ночь напролет поет дневная птица.
Тогда, по слухам, духи не шалят,
Все тихо ночью, не вредят планеты
И пропадают чары ведьм и фей,
Так благодатно и священно время.

Слыхал и я, и тоже частью верю.
Но вот и утро в розовом плаще
Росу пригорков топчет на востоке.
Пора снимать дозор. И мой совет:
Поставим принца Гамлета в известность
О виденном. Ручаюсь жизнью, дух,
Немой при нас, прервет пред ним молчанье.
Ну как, друзья, по-вашему? Сказать,
Как долг любви и преданность внушают?

По-моему, сказать. Да и к тому ж
Я знаю, где найти его сегодня.


Хоть смертью брата Гамлета родного
Полна душа и всем нам надлежит
Печалиться, а королевству в скорби
Избороздить морщинами чело,
Но ум настолько справился с природой,
Что надо будет сдержаннее впредь
Скорбеть о нем, себя не забывая.
С тем и решили мы в супруги взять
Сестру и ныне королеву нашу,
Наследницу военных рубежей,
Со смешанными чувствами печали
И радости, с улыбкой и в слезах.
При этом шаге мы не погнушались
Содействием советников, во всем
Нам давших одобренье. Всем спасибо.
Второе. Королевич Фортинбрас,
Не чтя нас ни во что и полагая,
Что после смерти братниной у нас
Развал в стране и все в разъединенье,
Возмнил такое о своей звезде,
Что надоел нам, требуя возврата
Потерянных отцовых областей,
Которые достал себе по праву
Наш славный брат. Вот вкратце что о нем.
Теперь о нас и сущности собранья.
Тут нами извещается в письме
Король норвежцев, дядя Фортинбраса.
По дряхлости едва ли он слыхал
О замыслах племянника. Мы просим
Пресечь их в корне, так как войско сплошь
Из подданных его и их содержат
На счет казны. Письмо мы отдаем
Вам, добрый Вольтиманд, и вам, Корнелий.
Свезите старцу-королю поклон.
Мы вам не расширяем полномочий.
Держитесь в совещаньях с ним границ,
Дозволенных статьями. Поезжайте.
Готовность докажите быстротой.

и
Здесь, как и всюду, мы ее докажем.

Не смеем сомневаться. Добрый путь!


Итак, Лаэрт, что нового услышим?
Шла речь о просьбе. В чем она, Лаэрт?
С чем дельным вы б ни обратились к трону,
Всегда добьетесь цели. Мы ни в чем
Вам не откажем и пойдем навстречу.
Не больше ладит с сердцем голова,
Для пользы рта не больше служат руки,
Чем датский трон – для вашего отца.
Что вам угодно?

Дайте разрешенье
Во Францию вернуться, государь.
Я сам оттуда прибыл для участья
В коронованье вашем, но, винюсь,
Меня опять по исполненье долга
Влекут туда и мысли и мечты.
С поклоном хлопочу о дозволенье.

Отец пустил? Что говорит Полоний?

Он вымотал мне душу, государь,
И, сдавшись после долгих убеждений,
Я нехотя его благословил.
Благоволите разрешить поездку.

Ищите счастья; в добрый час, Лаэрт.
Как вздумаете, проводите время.
Ну, как наш Гамлет, близкий сердцу сын?

И даже слишком близкий, к сожаленью.

Опять покрыто тучами лицо?

О нет, напротив: солнечно некстати.

Ах, Гамлет, полно хмуриться, как ночь!
Взгляни на короля подружелюбней.
До коих пор, потупивши глаза,
Следы отца разыскивать во прахе?
Так создан мир: что живо, то умрет
И вслед за жизнью в вечность отойдет.

Так создан мир.

Что ж кажется тогда
Столь редкостной тебе твоя беда?

Не кажется, сударыня, а есть.
Мне «кажется» неведомы. Ни мрачность
Плаща на мне, ни платья чернота,
Ни хриплая прерывистость дыханья,
Ни слезы в три ручья, ни худоба,
Ни прочие свидетельства страданья
Не в силах выразить моей души.
Вот способы казаться, ибо это
Лишь действия, и их легко сыграть,
Моя же скорбь чуждается прикрас
И их не выставляет напоказ.

Приятно видеть и похвально, Гамлет,
Как отдаешь ты горький долг отцу.
Но твой отец и сам отца утратил,
И так же тот. На некоторый срок
Обязанность осиротевших близких
Блюсти печаль. Но утверждаться в ней
С закоренелым рвеньем – нечестиво.
Мужчины недостойна эта скорбь
И обличает недостаток веры,
Слепое сердце, пустоту души
И грубый ум без должного развитья.
Что неизбежно и в таком ходу,
Как самые обычные явленья,
Благоразумно ль этому, ворча,
Сопротивляться? Это грех пред небом,
Грех пред умершим, грех пред естеством,
Пред разумом, который примирился
С судьбой отцов и встретил первый труп
И проводил последний восклицаньем:
«Так быть должно!» Пожалуйста, стряхни
Свою печаль и нас считай отныне
Своим отцом. Пусть знает мир, что ты –
Ближайший к трону и к тебе питают
Любовь не меньшей пылкости, какой
Нежнейший из отцов привязан к сыну.
Что до надежд вернуться в Виттенберг
И продолжать ученье, эти планы
Нам положительно не по душе,
И я прошу, раздумай и останься
Пред нами, здесь, под лаской наших глаз,
Как первый в роде, сын наш и сановник.

Не заставляй меня просить напрасно.
Останься здесь, не езди в Виттенберг!

Сударыня, всецело повинуюсь.

Вот кроткий, подобающий ответ!
Наш дом – твой дом. Сударыня, пойдемте.
Своей сговорчивостью Гамлет внес
Улыбку в сердце, в знак которой ныне
О счете наших здравиц за столом
Пусть облакам докладывает пушка
И гул небес в ответ земным громам
Со звоном чаш смешается. Идемте.


О, если б ты, моя тугая плоть,
Могла растаять, сгинуть, испариться!
О, если бы предвечный не занес
В грехи самоубийство! Боже! Боже!
Каким ничтожным, плоским и тупым
Мне кажется весь свет в своих стремленьях!
О мерзость! Как невыполотый сад,
Дай волю травам, зарастет бурьяном.
С такой же безраздельностью весь мир
Заполонили грубые начала.
Как это все могло произойти?
Два месяца, как умер... Двух не будет.
Такой король! Как светлый Аполлон
В сравнении с сатиром. Так ревниво
Любивший мать, что ветрам не давал
Дышать в лицо ей. О земля и небо!
Что поминать! Она к нему влеклась,
Как будто голод рос от утоленья.
И что ж, чрез месяц... Лучше не вникать!
О женщины, вам имя – вероломство!
Нет месяца! И целы башмаки,
В которых гроб отца сопровождала
В слезах, как Ниобея. И она...
О боже, зверь, лишенный разуменья,
Томился б дольше! – замужем! За кем!
За дядею, который схож с покойным,
Как я с Гераклом. В месяц с небольшим!
Еще от соли лицемерных слез
У ней на веках краснота не спала!
Нет, не видать от этого добра!
Разбейся, сердце, молча затаимся.


Почтенье, принц!

Рад вас здоровым видеть,
Гораций! Верить ли своим глазам?

Он самый, принц, ваш верный раб до гроба.

Какой же раб! Мы попросту друзья!
Что принесло вас к нам из Виттенберга? –
Марцелл – не так ли?

Он, милейший принц...

Я очень рад вас видеть.

Добрый вечер.

Что ж вас из Виттенберга принесло?

Милейший принц, расположенье к лени.

Ваш враг не отозвался б так о вас,
И вы мне слуха лучше не терзайте
Поклепами на самого себя.
Я знаю вас: ничуть вы не ленивец.
Зачем приехали вы в Эльсинор?
Тут вас научат пьянству.

Я приехал
На похороны вашего отца.

Мой друг, не смейтесь надо мной. Хотите
«На свадьбу вашей матери» – сказать?

Да, правда, это следовало быстро.

Расчетливость, Гораций! С похорон
На брачный стол пошел пирог поминный.
Врага охотней встретил бы в раю,
Чем снова в жизни этот день изведать!
Отец – о, вот он словно предо мной!

Где, принц?

В очах души моей, Гораций.

Я видел раз его: краса-король.

Он человек был в полном смысле слова.
Уж мне такого больше не видать!

Представьте, принц, он был тут нынче ночью.

Был? Кто?

Король, отец ваш.

Мой отец?

Спокойнее: сдержите удивленье
И выслушайте. Я вам расскажу –
Меня поддержат эти очевидцы –
Неслыханное что-то.

Поскорей!

Подряд две ночи с этими людьми,
Бернардо и Марцеллом, на дежурстве
Средь мертвой беспредельности ночной
Творится вот что. Некто неизвестный,
В вооруженье с ног до головы
И сущий ваш отец, проходит мимо
Державным шагом. Трижды он скользит
Перед глазами их на расстоянье
Протянутой руки, они ж стоят,
Застыв от страха и лишившись речи,
Как громом пораженные, о чем
Рассказывают мне под страшной тайной.
Я стал на стражу с ними в третью ночь,
Где, подтверждая это все дословно,
В такой же час проходит та же тень.
Мне памятен отец ваш. Оба схожи,
Как эти руки.

Где он проходил?

По той площадке, где стоит охрана.

Вы с ним не говорили?

Говорил,
Но без успеха. Впрочем, на мгновенье
По повороту плеч и головы
Я заключил, что он не прочь ответить,
Но в это время закричал петух,
И он при этом звуке отшатнулся
И скрылся с глаз.

Я слов не нахожу!

Ручаюсь жизнью, принц, что это правда,
И мы за долг сочли вас известить.

Да, да, все так. Сейчас я успокоюсь.
Кто ночью в карауле?

и
Мы, милорд.

Он был вооружен?

и
В оружье.

В полном?

и
Во всем.

И вы не видели лица?

Нет, как же, – шлем был с поднятым забралом,

И что ж, он хмурил брови?

Нет, смотрел
Скорей с тоской, чем с гневом.

Он был бледен
Иль красен от волненья?

Бел, как снег.

И не сводил с вас глаз?

Ни на минуту.

Жаль, не видал я!

Вас бы дрожь взяла.

Все может быть. И что ж, он долго пробыл?

Я мог легко бы до ста досчитать.

и
Нет, дольше, дольше.

Нет, при мне не дольше.

С седою бородою?

Не совсем.
С едва посеребренной, как при жизни.

Я стану с вами на ночь. Может статься,
Он вновь придет.

Придет наверняка.

И если примет вновь отцовский образ,
Я с ним заговорю, хотя бы ад,
Восстав, зажал мне рот. А к вам есть просьба.
Как вы скрывали случай до сих пор,
Так точно и вперед его таите,
И что бы ни случилось в эту ночь,
Доискивайтесь смысла, но молчите.
За дружбу отплачу. Храни вас бог!
А около двенадцати я выйду
И навещу вас.

Ваши слуги, принц.

Не слуги, а теперь друзья. Прощайте.


Отцовский призрак в латах! Быть беде!
Обман какой-то. Только бы стемнело!
Терпи душа! – Засыпь хоть всей землею
Деянья темные, их тайный след
Поздней иль раньше выступит на свет.


Мешки на корабле. Прощай, сестра.
Пообещай не упускать оказий
И при попутном ветре не ленись
И вести шли.

Не сомневайся в этом,

А Гамлета ухаживанья – вздор.
Считай их блажью, шалостями крови,
Фиалкою, расцветшей в холода,
Недолго радующей, обреченной,
Благоуханьем мига и того
Не более.

Не более?

Не боле.
Рост жизни не в одном развитье мышц.
По мере роста тела в нем, как в храме,
Растет служенье духа и ума.
Пусть любит он сейчас без задних мыслей,
Ничем еще не запятнавши чувств.
Подумай, кто он, и проникнись страхом.
По званью он себе не господин.
Он сам в плену у своего рожденья.
Не вправе он, как всякий человек,
Стремиться к счастью. От его поступков
Зависит благоденствие страны.
Он ничего не выбирает в жизни,
А слушается выбора других
И соблюдает пользу государства.
Поэтому пойми, каким огнем
Играешь ты, терпя его признанья,
И сколько примешь горя и стыда,
Когда ему поддашься и уступишь.
Страшись, сестра; Офелия, страшись,
Остерегайся, как чумы, влеченья,
На выстрел от взаимности беги.
Уже и то нескромно, если месяц
На девушку засмотрится в окно.
Оклеветать нетрудно добродетель.
Червь бьет всего прожорливей ростки,
Когда на них еще не вскрылись почки,
И ранним утром жизни, по росе,
Особенно прилипчивы болезни.
Пока наш нрав не искушен и юн,
Застенчивость – наш лучший опекун.

Я смысл ученья твоего поставлю
Хранителем души. Но, милый брат,
Не поступай со мной, как лживый пастырь,
Который хвалит нам тернистый путь
На небеса, а сам, вразрез советам,
Повесничает на стезях греха
И не краснеет.

За меня не бойся.
Но что ж я медлю? Вот и наш отец.


Вдвойне благословиться – дважды благо.
Опять проститься новый случай нам.

Все тут, Лаэрт? В путь, в путь! Стыдился б, право!
Уж ветер выгнул плечи парусов,
А сам ты где? Стань под благословенье
И заруби-ка вот что на носу:
Заветным мыслям не давай огласки,
Несообразным – ходу не давай.
Будь прост с людьми, но не запанибрата,
Проверенных и лучших из друзей
Приковывай стальными обручами,
Но до мозолей рук не натирай
Пожатьями со встречными. Старайся
Беречься драк, а сцепишься – берись
За дело так, чтоб береглись другие.
Всех слушай, но беседуй редко с кем.
Терпи их суд и прячь свои сужденья.
Рядись, во что позволит кошелек,
Но не франти – богато, но без вычур.
По платью познается человек,
Во Франции ж на этот счет средь знати
Особенно хороший глаз. Смотри
Не занимай и не ссужай. Ссужая,
Лишаемся мы денег и друзей,
А займы притупляют бережливость.
Всего превыше: верен будь себе.
Тогда, как утро следует за ночью,
Последует за этим верность всем.
Прощай, запомни все и собирайся.

Почтительно откланяться осмелюсь.

Давно уж время. Слуги заждались.

Прощай, Офелия, и твердо помни,
О чем шла речь.

Замкну в душе, а ключ
Возьми с собой.

Счастливо оставаться!


О чем шла речь, Офелия, у вас?

Предмет – принц Гамлет, если вам угодно.

Ах, вот как? Это кстати. Я слыхал,
Он очень зачастил к тебе как будто?
А также избалован, говорят,
Твоим вниманьем? Если это правда –
А так передавали мне как раз,
Чтоб остеречь меня, – сказать я должен –
Ведешь себя ты далеко не так,
Как спросится с твоей дочерней чести.
Что между вами? Только не хитри.

Со мной не раз он в нежности пускался
В залог сердечной дружбы.

Каково!
В залог сердечной дружбы! Что ты смыслишь
В таких вещах! А как ты отнеслась
К его, как ты их назвала, залогам?

Не знаю я, что думать мне о них.

Так вот, я научу: во-первых, думай,
Что ты – дитя, принявши их всерьез,
И требуй впредь залогов подороже.
А то, сведя все это в каламбур,
Под свой залог останешься ты в дурах.

Отец, он предлагал свою любовь
С учтивостью.

С учтивостью! Подумай!

И в подтвержденье слов своих всегда
Мне клялся чуть ли не святыми всеми.

Силки для птиц! Пока играла кровь,
И я на клятвы не скупился, помню.
Нет, эти вспышки не дают тепла,
Слепят на миг и гаснут в обещанье.
Не принимай их, дочка, за огонь.
Будь поскупей на будущее время.
Пускай твоей беседой дорожат.
Не торопись навстречу, только кликнут.
А Гамлету верь только в том одном,
Что молод он и меньше в повеленье
Стеснен, чем ты; точней – совсем не верь.
А клятвам и подавно. Клятвы – лгуньи.
Не то они, чем кажутся извне.
Они, как опытные надувалы,
Нарочно дышат кротостью святош,
Чтоб обойти тем легче. Повторяю,
Я не хочу, чтоб на тебя вперед
Бросали тень хотя бы на минуту
Беседы с принцем Гамлетом. Ступай.
Смотри не забывай!

Я повинуюсь.


Пощипывает уши. Страшный холод!

Лицо мне ветер режет, как в мороз!

Который час?

Без малого двенадцать.

Нет. С лишним. Било.

Било? Не слыхал.
Тогда, пожалуй, наступает время,
В которое всегда являлась тень.


Что это значит, принц?

Король не спит и пляшет до упаду,
И пьет, и бражничает до утра.
И чуть осушит новый кубок с рейнским,
Об этом сообщает гром литавр,
Как о победе!

Это что ж – обычай?

К несчастью, да – обычай, и такой,
Который лучше было б уничтожить,
Чем сохранять. Такие кутежи,
Расславленные на восток и запад,
Покрыли нас стыдом в чужих краях.
Там наша кличка – пьяницы и свиньи,
И это отнимает не шутя
Какую-то существенную мелочь
У наших дел, достоинств и заслуг.
Бывает и с отдельным человеком,
Что, например, родимое пятно,
В котором он невинен, ибо, верно,
Родителей себе не выбирал,
Иль странный склад души, перед которым
Сдается разум, или недочет
В манерах, оскорбляющий привычки, –
Бывает, словом, что пустой изъян,
В роду ли, свой ли, губит человека
Во мненье всех, будь доблести его,
Как милость божья, чисты и несметны.
А все от этой глупой капли зла,
И сразу все добро идет насмарку.
Досадно, ведь.

Смотрите, принц, вот он!


Святители небесные, спасите!
Благой ли дух ты, или ангел зла,
Дыханье рая, ада ль дуновенье,
К вреду иль к пользе помыслы твои,
Я озадачен так таким явленьем,
Что требую ответа. Отзовись
На эти имена: отец мой, Гамлет,
Король, властитель датский, отвечай!
Не дай пропасть в неведенье. Скажи мне,
Зачем на преданных земле костях
Разорван саван? Отчего гробница,
Где мы в покое видели твой прах,
Разжала с силой челюсти из камня,
Чтоб выбросить тебя? Чем объяснить,
Что, бездыханный труп, в вооруженье,
Ты движешься, обезобразив ночь,
В лучах луны, и нам, простейшим смертным,
Так страшно потрясаешь существо
Загадками, которым нет разгадки?
Скажи, зачем? К чему? Что делать нам?


Он подал знак, чтоб вы с ним удалились,
Как будто хочет что-то сообщить
Вам одному.

Смотрите, как упорно
Он вас зовет подальше, в глубину.
Но не ходите.

Ни за что на свете!

А здесь он не ответит. Я пойду.

Не надо, принц!

Ну вот! Чего бояться?
Я жизнь свою в булавку не ценю.
А чем он для души моей опасен,
Когда она бессмертна, как и он?
Он снова манит. Подойду поближе.

А если он заманит вас к воде
Или на выступ страшного утеса,
Нависшего над морем, и на нем
Во что-нибудь такое превратится,
Что вас лишит рассудка и столкнет
В безумие? Подумайте об этом.
На той скале и без иных причин
Шалеет всякий, кто увидит море
Под крутизной во столько саженей,
Ревущее внизу.

Он снова манит.
Ступай! Иду!

Не пустим!

Руки прочь!

Опомнитесь! Не надо.

Это – голос
Моей судьбы, и он мне, словно льву,
Натягивает мышцы тетивою.


Все манит он. Дорогу, господа!


Я в духов превращу вас, только троньте!
Прочь, сказано! – Иди. Я за тобой.


Теперь он весь во власти исступленья.

Пойдем за ним. Так оставлять нельзя.

Скорей за ними вслед! К чему все это?

Какая-то в державе датской гниль.

Бог не оставит Дании.

Идемте.


Куда ведешь? Я дальше не пойду.

Следи за мной.

Слежу.

Настал тот час,
Когда я должен пламени геенны
Предать себя на муку.

Бедный дух!

Не сожалей, но вверься всей душою
И выслушай.

Внимать тебе – мой долг.

И отомстить, когда ты все услышишь.

Что?

Я дух родного твоего отца,
На некий срок скитаться осужденный
Ночной порой, а днем гореть в огне,
Пока мои земные окаянства
Не выгорят дотла. Мне не дано
Касаться тайн моей тюрьмы. А то бы
От слов легчайших повести моей
Зашлась душа твоя и кровь застыла,
Глаза, как звезды, вышли из орбит
И кудри отделились друг от друга,
Поднявши дыбом каждый волосок,
Как иглы на взбешенном дикобразе.
Но вечность – звук не для земных ушей.
О, слушай, слушай, слушай! Если только
Ты впрямь любил когда-нибудь отца...

О боже мой!

Отмсти за подлое его убийство.

Убийство?

Да, убийство из убийств,
Как ни бесчеловечны все убийства.

Рассказывай, чтоб я на крыльях мог
Со скоростью мечты и страстной мысли
Пуститься к мести.

Вижу, ты готов.
И кто б ты был? Болотной сонной ряской
В стоячих водах Леты, если б тут
Не всколыхнулся. Значит, слушай, Гамлет.
Объявлено, что спящего в саду
Меня змея ужалила. Датчане
Бесстыдной ложью введены в обман.
Ты должен знать, мой мальчик благородный,
Змея – убийца твоего отца
В его короне.

О, мои прозренья!
Мой дядя?

Да.
Кровосмеситель и прелюбодей,
Врожденным даром хитрости и лести
(Будь прокляты дары, когда от них
Такой соблазн!) увлекший королеву
К постыдному сожительству с собой.
Какое здесь паденье было, Гамлет!
От возвышающей моей любви,
Все годы шедшей об руку с обетом,
Ей данным при венчанье, – к существу,
Чьи качества природные ничтожны
Перед моими!
Но так же, как не дрогнет добродетель,
Каких бы чар ни напускал разврат,
Так похоть даже в ангельских объятьях
Пресытится блаженством и начнет
Жрать падаль...
Но тише! Ветром утренним пахнуло.
Потороплюсь. Когда я спал в саду
В свое послеобеденное время,
В мой уголок прокрался дядя твой
С проклятым соком белены во фляге
И мне в ушную полость влил настой,
Чье действие в таком раздоре с кровью,
Что мигом обегает, словно ртуть,
Все внутренние переходы тела,
Створаживая кровь, как молоко,
С которым каплю уксуса смешали.
Так было и с моей. Сплошной лишай
Покрыл мгновенно пакостной и гнойной
Коростой, как у Лазаря
, кругом
Всю кожу мне.
Так был рукою брата я во сне
Лишен короны, жизни, королевы;
Так был подрезан в цвете грешных дней,
Не причащен и миром не помазан;
Так послан второпях на страшный суд
Со всеми преступленьями на шее.
О ужас, ужас, ужас! Если ты –
Мой сын, не оставайся равнодушным.
Не дай постели датских королей
Служить кровосмешенью и распутству!
Однако, как бы ни сложилась месть,
Не оскверняй души и умышленьем
Не посягай на мать. На то ей бог
И совести глубокие уколы.
Теперь прощай. Пора. Смотри, светляк,
Встречая утро, убавляет пламя.
Прощай, прощай и помни обо мне!


О небо! О земля! Кого в придачу?
Быть может, ад? Стой, сердце! Сердце, стой!
Не подгибайтесь подо мною, ноги!
Держитесь прямо! Помнить о тебе?
Да, бедный дух, пока есть память в шаре
Разбитом этом. Помнить о тебе?
Я с памятной доски сотру все знаки
Чувствительности, все слова из книг,
Все образы, всех былей отпечатки,
Что с детства наблюденье занесло,
И лишь твоим единственным веленьем
Весь том, всю книгу мозга испишу,
Без низкой смеси. Да, как перед богом!
О женщина-злодейка! О подлец!
О низость, низость с низкою улыбкой!
Где грифель мой? Я это запишу,
Что можно улыбаться, улыбаться
И быть мерзавцем. Если не везде,
То, достоверно, в Дании.


Готово, дядя. А теперь девиз мой:
«Прощай, прощай и помни обо мне».
Я в том клянусь.

и

Принц! Принц!


Принц Гамлет!


Небо
Да сохранит его!

Да будет так.


Ого-го-го, ого-го-го, милорд!

Ого-го-го, сюда, мои родные!


Ну, как, милорд?

Что нового, милорд?

Непостижимо!

Что?

Проговоритесь.

Нет, никогда, милорд.

Нет, никогда.

Ну хорошо. Итак, кто б мог подумать...
Но это между нами?

и
Видит бог.

Нет в Дании такого негодяя,
Который дрянью не был бы притом.

Нет надобности в духах из могилы
Для истин вроде этой.

Спору нет.
Итак, без околичностей, давайте
Пожмем друг другу руки и пойдем.
Вы – по своим делам или желаньям, –
У всех свои желанья и дела, –
Я – по своим; точней – бедняк отпетый,
Пойду молиться.

Это только вихрь
Бессвязных слов, милорд.

Он вам обиден?
Простите.

В этом преступленья нет.

Нет, преступленье налицо, Гораций,
Клянусь Патриком! Должен вам сказать,
Что это дух, вполне достойный веры.
Желание узнать о нем полней
Вы пересильте. А теперь, собратья,
Товарищи по школе и мечу, –
Большая просьба.

С радостью исполним.

О происшедшем, чур, не говорить.

и
Не скажем, принц.

Клянитесь в этом.

Честью
Клянусь, не скажем!

Честию клянусь!

Вот меч – клянитесь.

Мы уж дали клятву.

Нет, поклянитесь на моем мече.

Клянитесь!

Ага, старик, и ты того же мненья?
Вы слышите, что вам он говорит?
Извольте ж клясться.

В чем же нам поклясться?

Клянитесь никогда не говорить
О виденном. Ладонь на меч!

Клянитесь!

Hiс et ubique?
Перейдем сюда,
И вновь на рукоятку ваши руки.
Клянитесь никогда не говорить
О слышанном. Ладонь на меч!

Клянитесь!

Ты, старый крот? Как скор ты под землей!
Уж подкопался? Переменим место.

О день и ночь! Вот это чудеса!

Как к чудесам, вы к ним и отнеситесь.
Гораций, много в мире есть того,
Что вашей философии не снилось.
Но к делу. Вновь клянитесь, если вам
Спасенье мило, как бы непонятно
Я дальше ни повел себя, кого
Ни пожелал изображать собою,
Вы никогда при виде этих штук
Вот эдак рук не скрестите, вот эдак
Не покачнете головой, вот так
Не станете цедить с мудреным видом:
«Кто-кто, а мы...», «Могли б, да не хотим»,
«Приди охота...», «Мы бы рассказали».
Того не делать и не намекать,
Что обо мне разведали вы что-то, –
Вот в чем клянитесь, и да будет бог
На помощь вам.

Клянитесь!

Успокойся,
Мятежный дух! А дальше, господа,
Себя с любовью вам препоручаю.
Все, чем возможно дружбу доказать,
Бедняк, как Гамлет, обещает сделать
Поздней, бог даст. Пойдемте вместе все.
И пальцы на губах – напоминаю.
Порвалась дней связующая нить.
Как мне обрывки их соединить!
Пойдемте вместе.


Вот деньги и письмо к нему, Рейнальдо.

Вручу, милорд.

Да было б хорошо
До вашего свидания, голубчик,
Разнюхать там, как он себя ведет.

Я это сам хотел, милорд.

Похвально.
Весьма похвально. Видите, дружок,
Сперва спросите про датчан в Париже,
Со средствами ль, кто родом, где стоят
И в дружбе с кем, и если б вдруг открылось,
Что сына знают, от обиняков
Переходите прямо в наступленье,
Не подавая вида. Например,
Скажите тоном дальнего знакомства:
«Я знал его друзей, встречал отца,
Знаком отчасти и с самим». Понятно?

Вполне, милорд.

«Отчасти и с самим.
Хотя, – спешите вставить, – очень мало.
Но если это тот же шалопай,
То так и так». И врите, как на мертвых,
Про что угодно, кроме сумасбродств,
Вредящих чести. Это бог избави.
Про все же разновидности проказ,
Сопутствующих росту и свободе, –
Пожалуйста!

К примеру, про игру?

Пожалуйста. Про пьянство, драки, ругань
И дебоширство, даже и про то.

Милорд, не повредило б это чести!

Зачем? Все дело – соус, как подать.
Не обвиняйте в чем-нибудь чрезмерном,
Что было б грубой крайностью. Зачем?
Наоборот, вы так представьте дело,
Чтоб промахи его приобрели
Налет огня, оттенок своеволья
И вид ребяческого озорства,
Простительные всем.

Но я осмелюсь...

Спросить, к чему все это?

Да, милорд.
К чему все это?

Вот мои расчеты.
Такие речи бьют наверняка.
Когда вы вскользь запачкаете сына,
Как за работой мажут рукава,
Ваш собеседник тотчас согласится
И, если тоже замечал за ним
Подобные проделки, непременно
Прервет вас, скажем, на такой манер:
«Сэр», скажет он, иль «друг мой», или «сударь»,
Смотря по званью, и откуда сам,
И как воспитан.

Совершенно верно.

И вот тогда, тогда-то вот, тогда...
Что это я хотел сказать?
Клянусь святым причастием,
Я что-то хотел сказать.
На чем я остановился?

На «он прервет вас, скажем...»

Да, прервет.
Ага, прервет, прервет... «Да, – скажет он, –
Я знаю молодого человека.
Он был вчера или позавчера
С таким-то и таким-то там и там-то.
Играли в мяч, он был порядком пьян
И кончил дракой». Или: «Я свидетель,
Как ходит он в один зазорный дом
И предается буйству», и так дале.
На удочку насаживайте ложь
И подцепляйте правду на приманку.
Так все мы, люди дальнего ума,
Издалека, обходом, стороною
С кривых путей выходим на прямой.
Рекомендую с сыном тот же способ.
Ну, поняли? Понятно?

Да, милорд.

Желаю здравствовать.

Милорд мой добрый!

Пускай не замечает, что следят.

О нет, милорд.

И музыки уроки
Пускай берет.

Понятно.

Добрый путь!


Офелия! Что скажешь?

Боже правый!
Я вся дрожу от страха!

Отчего?
Господь с тобой!

Я шила. Входит Гамлет,
Без шляпы, безрукавка пополам,
Чулки до пяток, в пятнах, без подвязок,
Трясется так, что слышно, как стучит
Коленка о коленку, так растерян,
Как будто был в аду и прибежал
Порассказать об ужасах геенны.

От страсти обезумел?

Не скажу,
Но опасаюсь.

Что же говорит он?

Он сжал мне кисть и отступил на шаг,
Руки не разжимая, а другую
Поднес к глазам и стал из-под нее
Рассматривать меня, как рисовальщик.
Он долго изучал меня в упор,
Тряхнул рукою, трижды поклонился
И так вздохнул из глубины души,
Как будто бы он испустил пред смертью
Последний вздох. А несколько спустя
Разжал ладонь, освободил мне руку
И прочь пошел, смотря через плечо.
Он шел, не глядя пред собой, и вышел,
Назад оглядываясь, через дверь,
Глаза все время на меня уставив.

Пойдем со мной, отыщем короля.
Здесь явный взрыв любовного безумья,
В неистовствах которого подчас
Доходят до отчаянных решений.
Но таковы все страсти под луной,
Играющие нами. Очень жалко!
Ты не была с ним эти дни резка?

Нет, кажется, но, помня наставленье,
Не принимала больше ни его,
Ни писем от него.

Вот он и спятил!
Жаль, что судил о нем я сгоряча.
Я полагал, что Гамлет легкомыслен.
По-видимому, я перемудрил.
Но, видит бог, излишняя забота –
Такое же проклятье стариков,
Как беззаботность – горе молодежи.
Идем и все расскажем королю.
В иных делах стыдливость и молчанье
Вреднее откровенного признанья.
Идем.


Привет вам, Розенкранц и Гильденстерн!
Помимо жажды видеть вас пред нами,
Заставила вас вызвать и нужда.
До вас о том дошла, наверно, новость,
Как изменился Гамлет. Не могу
Сказать иначе, так неузнаваем
Он внутренне и внешне. Не пойму,
Какая сила сверх отцовой смерти
Произвела такой переворот
В его душе. Я вас прошу обоих,
Как сверстников его, со школьных лет
Узнавших коротко его характер,
Пожертвовать досугом и провесть
Его у нас. Рассейте скуку принца
Увеселеньями – и стороной,
Как только будет случай, допытайтесь,
Какая тайна мучает его
И нет ли от нее у нас лекарства.

Он часто вспоминал вас, господа.
Я больше никого не знаю в мире,
Кому б он был так предан. Если вам
Не жалко будет выказать любезность
И ваше время можно посвятить
Надежде нашей и ее поддержке,
Приезд ваш будет нами награжден
По-королевски.

У величеств ваших
Вполне довольно августейших прав,
Чтоб волю изъявлять не в виде просьбы,
А в повеленье.

И, однако, мы,
Горя повиновеньем, повергаем
Свою готовность к царственным стопам
И ждем распоряжений.

Спасибо, Розенкранц и Гильденстерн.

Спасибо, Гильденстерн и Розенкранц,
Пожалуйста, пройдите тотчас к сыну.
Он так переменился! Господа,
Пусть кто-нибудь их к Гамлету проводит.

Дай бог, чтоб наше общество полней
Пошло ему на пользу!

Бог на помощь.


Послы благополучно, государь,
Вернулись из Норвегии.

Ты был всегда отцом благих вестей.

Был, государь, не так ли? И останусь.
Я долг привык блюсти пред королем,
Как соблюдаю душу перед богом.
И знаете, что я вам докажу?
Что либо этот мозг уж не годится
В охотничьи ищейки, либо я
Узнал причину Гамлетовых бредней.

О не тяни! Не терпится узнать.

Сперва аудиенцию посольству,
А мой секрет – на сладкое к нему.

Так сделай милость, выйди к ним навстречу.


Он говорит, Гертруда, что нашел,
На чем ваш сын несчастный помешался.

Причина, к сожалению, одна:
Смерть короля и спешность нашей свадьбы.

Увидим сами.


Здравствуйте, друзья!
Что, Вольтиманд, наш брат – король норвежский?

Благодарит и вам желает благ.
Набор охотников приостановлен.
Он до сих пор казался королю
Военной подготовкой против Польши,
Но прикрывал, как понял он, удар
По вашему величеству. Увидев,
Что век его и слабость и болезнь
Обмануты племянником, он вызвал
Его приказом. Фортинбрас пришел,
От дяди получил головомойку
И дал, раскаясь, клятву никогда
На вас, милорд, не поднимать оружья.
На радостях растроганный старик
Дает ему три тысячи годичных
И право двинуть избранных солдат
В поход на Польшу. В приложенье – просьба,


Чтоб вы благоволили дать войскам
Свободный пропуск чрез свои владенья
Под верное ручательство, статьи
Которого изложены особо.

Весьма довольны положеньем дел.
Вчитаемся подробней на досуге
И, обсудив, придумаем ответ.
Благодарим за рвенье. Отдохните.
А вечером пожалуйте на пир.
До скорой встречи!


С этим развязались.
Вдаваться, государи, в спор о том,
Что есть король и слуги и что время
Есть время, день есть день и ночь есть ночь, –
Есть трата времени и дня и ночи.
Итак, раз краткость ест душа ума,
А многословье – тело и прикрасы,
То буду сжат. Ваш сын сошел с ума.
С ума, сказал я, ибо сумасшедший
И есть лицо, сошедшее с ума.
Но побоку.

Дельней, да безыскусней.

Здесь нет искусства, госпожа моя.
Что он помешан – факт. И факт, что жалко.
И жаль, что факт. Дурацкий оборот.
Но все равно. Я буду безыскусен.
Допустим, он помешан. Надлежит
Найти причину этого эффекта
Или дефекта, ибо сам эффект
Благодаря причине дефективен.
А то, что надо, в том и есть нужда.
Что ж вытекает?
Я дочь имею, ибо дочь – моя.
Вот что дала мне дочь из послушанья.
Судите и внимайте, я прочту.


«Небесной, идолу души моей, ненаглядной Офелии» Это плохое выраженье, избитое выраженье: «ненаглядной» – избитое выраженье. Но слушайте дальше. Вот.
. «На ее дивную белую грудь эти...» – и тому подобное.

Ей это Гамлет пишет?

Миг терпенья.
Я по порядку, госпожа моя.

«Не верь дневному свету,
Не верь звезде ночей,
Не верь, что правда где-то,
Но верь любви моей.
О дорогая Офелия, не в ладах я со стихосложеньем. Вздыхать в рифму – не моя слабость. Но что я крепко люблю тебя, о моя хорошая, верь мне. Прощай. Твой навеки, драгоценнейшая, пока цела эта машина. Гамлет».

Вот что мне дочь дала из послушанья,
А также рассказала на словах,
Когда по времени и где по месту
Любезничал он с ней.

Как приняла
Она его любовь?

Какого мненья
Вы обо мне?

Вы чести образец
И преданности.

Рад бы оказаться.
Какого ж мненья были б вы, когда,
Застигнув эту страсть в ее зачатке –
А я ее, признаться, разглядел
Скорей, чем дочь, – какого мненья были б
Вы, государыня, вы, государь,
Когда б я терпеливее бумаги
Сквозь пальцы стал смотреть на эту страсть.
И сделал сердцу знак молчать? такого
Вы были б мненья? Нет, я напрямик
Немедленно сказал своей девице:
«Лорд Гамлет – принц, тебе он не чета.
Тому не быть», и сделал ей внушенье
Замкнуться крепче от него на ключ,
Гнать посланных и возвращать подарки.
Она меня послушалась, и что ж:
Отвергнутый, чтоб выразиться вкратце,
Он впал в тоску, утратил аппетит,
Утратил сон, затем утратил силы,
А там из легкого расстройства впал
В тяжелое, в котором и бушует,
На горе всем.

Вы тех же мыслей?

Да.
Правдоподобно.

Назовите случай,
Когда б я утверждал, что это так,
А было б по-иному.

Не припомню.

Я это дам от этого отсечь,
Что прав и ныне. С нитью путеводной
Я под землей до правды доберусь.

Как это нам проверить?

Очень просто.
Он бродит тут часами напролет
По галерее.

Совершенно верно.

Я дочь к нему направлю в этот час,
А мы вдвоем за занавеску станем.
Увидите их встречу. Если он
Не любит дочь и не любовью болен,
Я больше не советник, а держу
Заезжий двор.

Ну что ж, понаблюдаем.

А вот бедняжка с книжкою и сам.

Уйдите оба, оба уходите.
Я подойду к нему. Прошу простить.


Как поживает господин мой Гамлет?

Хорошо, слава богу.

Вы меня знаете, милорд?

Отлично. Вы рыбный торговец.

Нет, что вы, милорд!

Тогда не мешало б вам быть таким же честным.

Честным, милорд?

Да, сэр. Быть честным – по нашим временам значит быть единственным из десяти тысяч.

Это совершенная истина, милорд.

Что и говорить, если даже такое божество, как солнце, плодит червей, лаская лучами падаль... Есть у вас дочь?

Есть, милорд.

Не пускайте ее на солнце. Не зевайте, приятель,

Ну, что вы скажете? Нет-нет, да и свернет на дочку. А вперед не узнал. Рыбный, говорит, торговец! Далеко зашел, далеко! В сущности говоря, в молодости и я ох как натерпелся от любви! Почти что в этом роде. Попробую опять. – Что читаете, милорд?

Слова, слова, слова...

А в чем там дело, милорд?

Между кем и кем?

Я хочу сказать: что написано в книге, милорд?

Клевета. Каналья сатирик утверждает, что у стариков седые бороды, лица в морщинах, из глаз густо сочится смола и сливовый клей и что у них совершенно отсутствует ум и очень слабые ляжки. Всему этому, сэр, я охотно верю, но публиковать это считаю бесстыдством, ибо сами вы, милостивый государь, когда-нибудь состаритесь, как я, ежели, подобно раку, будете пятиться задом.

Если это и безумие, то в своем роде последовательное. – Не уйти ли нам подальше с открытого воздуха, милорд?

Куда, в могилу?

В самом деле, дальше нельзя.
Как проницательны подчас его ответы! Находчивость, которая часто осеняет полоумных и которой люди в здравом уме иногда лишены. Однако пойду поскорей придумаю, как бы ему встретиться с дочкой. – Досточтимый принц, прошу разрешения удалиться.

Не мог бы вам дать ничего, сэр, с чем расстался бы охотней. Кроме моей жизни, кроме моей жизни, кроме моей жизни.

Желаю здравствовать, принц.

О, эти несносные старые дурни!


Вам принца Гамлета? Вот он как раз.

Спасибо, сэр,


Почтенный принц!

Бесценный принц!

Ба, милые друзья! Ты, Гильденстерн,
Ты, Розенкранц? Ну, как дела, ребята?

Как у любого из сынов земли.

По счастью, наше счастье не чрезмерно:
Мы не верхи на колпаке Фортуны.

Но также не низы ее подошв?

Ни то, ни это, принц.

Ну что же, превосходно. Однако что нового?

Ничего, принц, кроме того, что в мире завелась совесть.

Значит, скоро конец света. Впрочем, у вас ложные сведения. Однако давайте поподробнее. Чем прогневили вы, дорогие мои, эту свою Фортуну, что она шлет вас сюда, в тюрьму?

В тюрьму, принц?

Да, конечно. Дания – тюрьма.

Тогда весь мир – тюрьма.

И притом образцовая, со множеством арестантских, темниц и подземелий, из которых Дания – наихудшее.

Мы не согласны, принц.

Значит, для вас она не тюрьма, ибо сами по себе вещи не бывают ни хорошими, ни дурными, а только в нашей оценке. Для меня она тюрьма.

Значит, тюрьмой делает ее ваше честолюбие. Вашим требованиям тесно в ней.

О боже! Заключите меня в скорлупу ореха, и я буду чувствовать себя повелителем бесконечности. Если бы только не мои дурные сны!

А сны и приходят из честолюбия. Честолюбец живет несуществующим. Он питается тем, что возомнит о себе и себе припишет. Он тень своих снов, отражение своих выдумок.

Сон – сам по себе только тень.

В том-то и дело. Таким образом, вы видите, как невесомо и бесплотно честолюбие. Оно даже и не тень вещи, а всего лишь тень тени.

Итак, нищие реальны, а монархи и раздутые герои тени нищих. Однако чем умствовать, не пойти ли лучше ко двору? Ей-богу, я едва соображаю.

и
Мы будем неотступно следовать за вами с нашими услугами.

Нет, к чему же! Мои слуги стали слишком хорошо смотреть за мной в последнее время. Но, положа руку на сердце, зачем вы в Эльсиноре?

В гостях у вас, принц, больше ни за чем.

При моей бедности мала и моя благодарность. Но я благодарю вас. И, однако, даже этой благодарности слишком много для вас. За вами не посылали? Это ваше собственное побуждение? Ваш приезд доброволен? А? Пожалуйста, по совести. А? А? Ну как?

Что нам сказать, милорд?

Ах, да что угодно, только не к делу! За вами послали. В ваших глазах есть род признанья, которое ваша сдержанность бессильна затушевать. Я знаю, добрый король и королева послали за вами.

С какой целью, принц?

Это уж вам лучше знать. Но только заклинаю вас былой дружбой, любовью, единомыслием и другими, еще более убедительными доводами: без изворотов со мной. Посылали за вами или нет?

Что вы скажете?

Ну вот, не в бровь, а в глаз! – Если любите меня, не отпирайтесь.

Милорд, за нами посылали.

Хотите, скажу вам – зачем? Таким образом, моя догадка предупредит вашу откровенность и ваша верность тайне короля и королевы не полиняет ни перышком. Недавно, не знаю почему, я потерял всю свою веселость и привычку к занятиям. Мне так не по себе, что этот цветник мирозданья, земля, кажется мне бесплодною скалою, а этот необъятный шатер воздуха с неприступно вознесшейся твердью, этот, видите ли, царственный свод, выложенный золотою искрой, на мой взгляд – просто-напросто скопление вонючих и вредных паров. Какое чудо природы человек! Как благородно рассуждает! С какими безграничными способностями! Как точен и поразителен по складу и движеньям! Поступками как близок к ангелам! Почти равен богу – разуменьем! Краса вселенной! Венец всего живущего! А что мне эта квинтэссенция праха? Мужчины не занимают меня и женщины тоже, как ни оспаривают это ваши улыбки.

Принц, ничего подобного не было у нас в мыслях!

Что же вы усмехнулись, когда я сказал, что мужчины не занимают меня?

Я подумал, какой постный прием окажете вы в таком случае актерам. Мы их обогнали по дороге. Они направляются сюда предложить вам свои услуги.

Играющему королей – низкий поклон. Я буду данником его величества. Странствующий рыцарь найдет дело для своего меча и щита. Вздохи любовника не пропадут даром. Меланхолик обретет желанный покой. Над шутом будут надрывать животики все те, кто только ждет его острот, как щекотки. Пускай героиня выкладывает всю душу, не считаясь со стихосложеньем. Что это за актеры?

Те самые, которые вам так нравились, – столичные трагики.

Что их толкнуло в разъезды? Постоянное пристанище было выгоднее в отношении денег и славы.

Я думаю, их к этому принудили последние нововведения.

Ценят ли их так же, как тогда, когда я был в городе? Такие же ли у них сборы?

Нет, в том-то и дело, что нет.

Отчего же? Разве они стали хуже?

Нет, они подвизаются на своем поприще с прежним блеском. Но в городе объявился целый выводок детворы, едва из гнезда, которые берут самые верхние ноты и срывают нечеловеческие аплодисменты. Сейчас они в моде и подвергают таким нападкам старые театры, что даже военные люди не решаются ходить туда из страха быть высмеянными в печати.

Как, эти дети такие страшные? Кто их содержит? Как им платят? Что, это их призвание, пока у них не погрубеют голоса? А позже, когда они сами станут актерами обыкновенных театров, если у них не будет другого выбора, не пожалеют ли они, что старшие восстанавливали их против собственной будущности?

Сказать правду, много было шуму с обеих сторон, и народ не считает грехом стравливать их друг с другом. Одно время за пьесу ничего не давали, если в ней не разделывались с литературным противником.

Неужели?

О, крови при этом испорчено немало!

И мальчишки одолевают?

Да, принц. И Геркулеса с его ношей.

Впрочем, это не удивительно. Например, сейчас дядя мой – датский король, и те самые, которые едва разговаривали с ним при жизни моего отца, дают по двадцать, сорок, пятьдесят и по сто дукатов за его мелкие изображения. Черт возьми, тут есть что-то сверхъестественное, если бы только философия могла до этого докопаться!


Вот и актеры.

С приездом в Эльсинор вас, господа! Ваши руки, товарищи. В понятия радушия входят такт и светские условности. Обменяемся их знаками, чтобы после моей встречи с актерами вы не подумали, что с ними я более любезен. Еще раз, с приездом! Но мой дядя-отец и тетка-матушка ошибаются.

В каком отношении, милорд?

Я помешан только в норд-норд-вест. При южном ветре я еще отличу сокола от цапли.


Здравствуйте, господа.

Слушайте, Гильденстерн, и вы тоже, Розенкранц. На каждое ухо по слушателю. Старый младенец, которого вы видите, еще не вышел из пеленок.

Может быть, он попал в них вторично? Сказано ведь: старый – что малый.

Предсказываю, что и он с сообщением об актерах. Вот увидите. – Совершенная правда, сэр. В понедельник утром, как вы сказали.

Милорд, у меня есть новости для вас.

Милорд, у меня есть новости для вас. Когда Росций был в Риме актером...

Актеры приехали, милорд.

Неужто! Ax-ax-ax!

Ей-богу, милорд!

Прикатили на ослах...

Лучшие в мире актеры на любой вкус, как-то: для трагедий, комедий, хроник, пасторалей, вещей пасторально-комических, историко-пасторальных, трагико-исторических, трагикомико – и историко-пасторальных и для сцен в промежуточном и непредвиденном роде. Важность Сенеки, легкость Плавта для них не диво. В чтении наизусть и экспромтом это люди единственные.

О Евфай, судья Израиля, какое у тебя было сокровище!

Какое же это сокровище было у него, милорд?

А как же:
«Единственную дочь растил
И в ней души не чаял».

Все норовит о дочке!

А? Не так, что ли, старый Евфай?

Если Евфай – это я, то совершенно верно: у меня есть дочь, в которой я души не чаю.

Нет, ничуть это не верно.

Что же верно тогда, милорд?

А вот что:
«Рок довершил,
Что бог судил».
И затем вы знаете:
«Но все равно
Так быть должно».
Продолжение, виноват, – в первой строфе духовного стиха, потому что, как видите, мы будем сейчас развлекаться.


Здравствуйте, господа! Милости просим. Рад вам всем. Здравствуйте, мои хорошие. – Ба, старый друг! Скажите, какой бородой завесился, с тех пор как мы не видались! Приехал, прикрывшись ею, подсмеиваться надо мною в Дании? – Вас ли я вижу, барышня моя? Царица небесная, вы на целый венецианский каблук залетели в небо с нашей последней встречи! Будем надеяться, что голос ваш не фальшивит, как золото, изъятое из обращения. – Милости просим, господа! Давайте, как французские сокольничьи, набросимся на первое, что нам попадется. Пожалуйста, какой-нибудь монолог. Дайте нам образчик вашего искусства. Ну! Какой-нибудь страстный монолог.

Какой монолог, добрейший принц?

Помнится, раз ты читал мне один отрывок; вещь никогда не ставили или не больше разу – пьеса не понравилась. Для большой публики это было, что называется, не в коня корм. Однако, как воспринял я и другие, еще лучшие судьи, это была великолепная пьеса, хорошо разбитая на сцены и написанная с простотой и умением. Помнится, возражали, что стихам недостает пряности, а язык не обнаруживает в авторе приподнятости, но находили работу добросовестной, с чертами здоровья и основательности, приятными без прикрас. Один монолог я в ней особенно любил: это где Эней рассказывает о себе Дидоне, и в особенности то место, где он говорит об убийстве Приама. Если он еще у вас в памяти, начните вот с какой строчки. Погодите, погодите: «Свирепый Пирр, тот, что, как зверь Гирканский...». Нет, не так. Но начинается с Пирра:
«Свирепый Пирр, чьи черные доспехи
И мрак души напоминали ночь,
Когда лежал он, прячась в конском чреве,
Теперь закрасил черный цвет одежд
Малиновым – и стал еще ужасней.
Теперь он с головы до ног в крови
Мужей, и жен, и сыновей и дочек,
Запекшейся в жару горящих стен,
Которые убийце освещают
Дорогу к цели. В кровяной коре,
Дыша огнем и злобой, Пирр безбожный,
Карбункулами выкатив глаза,
Приама ищет...»
Продолжайте сами.

Ей-богу, хорошо, милорд! С хорошей дикцией и чувством меры.

« ... Пирр его находит.
Насилу приподнявши меч, Приам
От слабости его роняет наземь.
Ему навстречу подбегает Пирр,
Сплеча замахиваясь на Приама;
Но этого уже и свист клинка
Сметает с ног. И тут, как бы от боли,
Стена дворца горящего, клонясь,
Обваливается и оглушает
На миг убийцу. Пирров меч в руке
Над головою так и остается,
Как бы вонзившись в воздух на лету.
С минуту, как убийца на картине,
Стоит, забывшись, без движенья Пирр,
Руки не опуская.
Но, как бывает часто перед бурей,
Беззвучны выси, облака стоят,
Нет ветра, и земля, как смерть, притихла, –
Откуда ни возьмись, внезапный гром
Раскалывает местность... Так, очнувшись,
Тем яростней возжаждал крови Пирр,
И вряд ли молот в кузнице циклопов
За ковкой лат для Марса плющил сталь
Безжалостней, чем Пирров меч кровавый
Пал на Приама.
Стыдись, Фортуна! Дайте ей отставку,
О боги, отымите колесо,
Разбейте обод, выломайте спицы
И ось его скатите с облаков
В кромешный ад!»

Слишком длинно.

Это пошлют в цирюльню вместе с вашей бородой. – Продолжай, прошу тебя. Для него существуют только балеты и сальные анекдоты, а от прочего он засыпает. Продолжай. Перейди к Гекубе.

«Ужасен вид поруганной царицы...»

Поруганной царицы?

Хорошо! «Поруганной царицы» – хорошо!

«Гася слезами пламя, босиком
Она металась в головной повязке
Взамен венца и обмотавши стан,
От старости иссохший, одеялом.
Увидев это, каждый человек
Изверился бы в правоте Фортуны
«И проклял бы владычество судьбы. –
А если б с неба боги подсмотрели,
Как потешался над царицей Пирр,
Кромсая перед нею тело мужа,
Спокойствие покинуло бы их.
Глаза бы их наполнились слезами
Из жалости к несчастной».

Смотрите, он изменился в лице и весь в слезах! Пожалуйста, довольно.

Хорошо. Остальное доскажешь после. Почтеннейший, посмотрите, чтоб об актерах хорошо позаботились. Вы слышите, пообходительнее с ними, потому что они краткий обзор нашего времени. Лучше иметь скверную надпись на гробнице, нежели дурной их отзыв при жизни.

Принц, я обойдусь с ними по заслугам.

Нет – лучше, чтоб вас черт побрал, любезнейший! Если обходиться с каждым по заслугам, кто уйдет от порки? Обойдитесь с ними в меру вашего великодушия. Чем меньше у них заслуг, тем больше будет их у вашей доброты. Проводите их.

Пойдемте, господа.

Идите за ним, друзья. Завтра у нас представленье.


Скажи, старый друг, можете вы сыграть «Убийство Гонзаго»?

Да, милорд.

Поставь это завтра вечером. Скажи, можно ли, в случае надобности, заучить кусок строк в двенадцать-шестнадцать, который бы я написал, – можно?

. Да, милорд.

Превосходно! Ступай за тем господином, да смотри не передразнивай его.


Простимся до вечера, друзья мои. Еще раз: вы – желанные гости в Эльсиноре.

Добрейший принц!

Храни вас бог!


Один я. Наконец-то!
Какой же я холоп и негодяй!
Не страшно ль, что актер проезжий этот
В фантазии, для сочиненных чувств,
Так подчинил мечте свое сознанье,
Что сходит кровь со щек его, глаза
Туманят слезы, замирает голос
И облик каждой складкой говорит,
Чем он живет! А для чего в итоге?
Из-за Гекубы!
Что он Гекубе? Что ему Гекуба?
А он рыдает. Что он натворил,
Будь у него такой же повод к мести,
Как у меня? Он сцену б утопил
В потоке слез, и оглушил бы речью,
И свел бы виноватого с ума,
Потряс бы правого, смутил невежду
И изумил бы зрение и слух.
А я,
Тупой и жалкий выродок, слоняюсь
В сонливой лени и ни о себе
Не заикнусь, ни пальцем не ударю
Для короля, чью жизнь и власть смели
Так подло. Что ж, я трус? Кому угодно
Сказать мне дерзость? Дать мне тумака?
Развязно ущипнуть за подбородок?
Взять за нос? Обозвать меня лжецом
Заведомо безвинно? Кто охотник?
Смелее! В полученье распишусь.
Не желчь в моей печенке голубиной,
Позор не злит меня, а то б давно
Я выкинул стервятникам на сало
Труп изверга. Блудливый шарлатан!
Кровавый, лживый, злой, сластолюбивый!
О мщенье!
Ну и осел я, нечего сказать!
Я сын отца убитого. Мне небо
Сказало: встань и отомсти. А я,
Я изощряюсь в жалких восклицаньях
И сквернословьем душу отвожу,
Как судомойка!
Тьфу, черт! Проснись, мой мозг! Я где-то слышал,
Что люди с темным прошлым, находясь
На представленье, сходном по завязке,
Ошеломлялись живостью игры
И сами сознавались в злодеянье.
Убийство выдает себя без слов,
Хоть и молчит. Я поручу актерам
Сыграть пред дядей вещь по образцу
Отцовой смерти. Послежу за дядей –
Возьмет ли за живое. Если да,
Я знаю, как мне быть. Но может статься,
Тот дух был дьявол. Дьявол мог принять
Любимый образ. Может быть, лукавый
Расчел, как я устал и удручен,
И пользуется этим мне на гибель.
Нужны улики поверней моих.
Я это представленье и задумал,
Чтоб совесть короля на нем суметь
Намеками, как на крючок, поддеть.


Так, значит, вы не можете добиться,
Зачем он напускает эту блажь?
Чем взвинчен он, что, не боясь последствий,
В душевном буйстве тратит свой покой?

Он сам признал, что не в своей тарелке,
Но почему, не хочет говорить.

Выпытыванью он не поддается.
Едва заходит о здоровье речь,
Он ускользает с хитростью безумца.

А как он принял вас?

Как человек
Воспитанный.

Но с долей принужденья.

Скупился на вопросы, но в ответ.
Был разговорчив.

Вы его не звали
Развлечься?

Все сошлось само собой.
Дорогою мы встретили актеров.
Узнав об этом, он был очень рад.
Во всяком случае, актеры – в замке
И получили, кажется, приказ
Играть сегодня.

Истинная правда.
Он просит августейшую чету
Пожаловать к спектаклю.

С наслажденьем!
Мне радостно узнать, что у него
Такая склонность. Молодые люди,
И дальше поощряйте эту страсть.
Пусть не хандрит.

Приложим все усилья.


Моя Гертруда, удались и ты.
За Гамлетом, негласно подослали.
Он здесь столкнется как бы невзначай
С Офелией. Шпионы поневоле,
Мы спрячемся вблизи с ее отцом
И разузнаем, в чем несчастье принца:
Любовь ли это точно, или нет.

Сейчас я удалюсь. А вам желаю,
Офелия, чтоб ваша красота
Была единственной болезнью принца,
А ваша добродетель навела
Его на путь, к его и вашей чести.

О, дал бы бог!


Офелия, сюда.
Прогуливайся. Государь, извольте
Всемилостиво скрыться. Дочь, возьми
Для вида книгу. Под предлогом чтенья
Гуляй в уединенье. – Все мы так:
Святым лицом и внешним благочестьем
При случае и черта самого
Обсахарим.

О, это слишком верно!
Он этим, как ремнем, меня огрел.
Ведь щеки шлюхи, если снять румяна,
Не так ужасны, как мои дела
Под слоем слов красивых. О, как тяжко!

Он близко. Отойдемте, государь.


.
Достойно ль
Смиряться под ударами судьбы,
Иль надо оказать сопротивленье
И в смертной схватке с целым морем бед
Покончить с ними? Умереть. Забыться
И знать, что этим обрываешь цепь
Сердечных мук и тысячи лишений,
Присущих телу. Это ли не цель
Желанная? Скончаться. Сном забыться.
Уснуть... и видеть сны? Вот и ответ.
Какие сны в том смертном сне приснятся,
Когда покров земного чувства снят?
Вот в чем разгадка. Вот что удлиняет
Несчастьям нашим жизнь на столько лет.
А то кто снес бы униженья века,
Неправду угнетателя, вельмож
Заносчивость, отринутое чувство,
Нескорый суд и более всего
Насмешки недостойных над достойным,
Когда так просто сводит все концы
Удар кинжала! Кто бы согласился,
Кряхтя, под ношей жизненной плестись,
Когда бы неизвестность после смерти,
Боязнь страны, откуда ни один
Не возвращался, не склоняла воли
Мириться лучше со знакомым злом,
Чем бегством к незнакомому стремиться!
Так всех нас в трусов превращает мысль
И вянет, как цветок, решимость наша
В бесплодье умственного тупика.
Так погибают замыслы с размахом,
Вначале обещавшие успех,
От долгих отлагательств. Но довольно!
Офелия! О радость! Помяни
Мои грехи в своих молитвах, нимфа.

Принц, были ль вы здоровы это время?

Благодарю: вполне, вполне, вполне.

Принц, у меня от вас есть подношенья.
Я вам давно хотела их вернуть.
Возьмите их.

Да полно, вы ошиблись.
Я в жизни ничего вам не дарил.

Дарили, принц, вы знаете прекрасно.
С придачей слов, которых нежный смысл
Удваивал значение подарков.
Назад возьмите ставший лишним дар.
Порядочные девушки не ценят,
Когда им дарят, а потом изменят.
Пожалуйста.

Ах, так вы порядочная девушка?

Милорд!

И вы хороши собой?

Что разумеет ваша милость?

То, что если вы порядочная и хороши собой, вашей порядочности нечего делать с вашей красотою.

Разве для красоты не лучшая спутница порядочность?

О, конечно! И скорей красота стащит порядочность в омут, нежели порядочность исправит красоту. Прежде это считалось парадоксом, а теперь доказано. Я вас любил когда-то.

Действительно, принц, мне верилось.

А не надо было верить. Сколько ни прививай нам добродетели, грешного духа из нас не выкурить. Я не любил вас.

Тем больней я обманулась!

Ступай в монастырь. К чему плодить грешников? Сам я – сносной нравственности. Но и у меня столько всего, чем попрекнуть себя, что лучше бы моя мать не рожала меня. Я очень горд, мстителен, самолюбив. И в моем распоряжении больше гадостей, чем мыслей, чтобы эти гадости обдумать, фантазии, чтобы облечь их в плоть, и времени, чтоб их исполнить. Какого дьявола люди вроде меня толкутся меж небом и землею? Все мы кругом обманщики. Не верь никому из нас. Ступай добром в монастырь. Где твой отец?

Дома, милорд.

Надо запирать за ним покрепче, чтобы он разыгрывал дурака только с домашними. Прощай.

Святые силы, помогите ему!

Если пойдешь замуж, вот проклятье тебе в приданое. Будь непорочна, как лед, и чиста, как снег, – не уйти тебе от напраслины. Затворись в обители, говорю тебе. Иди с миром. А если тебе непременно надо мужа, выходи за глупого: слишком уж хорошо знают умные, каких чудищ вы из них делаете. Ступай в монахини, говорю тебе! И не откладывай. Прощай!

Силы небесные, исцелите его!

Наслышался я и про вашу живопись. Бог дал вам одно лицо, а вам надо завести другое. Иная и хвостом, и ножкой, и языком, и всякую божью тварь обзовет по-своему, но во что ни пустится, все это одна святая невинность. Нет, шалишь. Довольно. На этом я спятил. Никаких свадеб. Кто уже в браке, пусть остаются в супружестве. Все, кроме одного. Остальные пусть воздержатся. Ступай в монахини!


Какого обаянья ум погиб!
Соединенье знанья, красноречья
И доблести, наш праздник, цвет надежд,
Законодатель вкусов и приличий,
Их зеркало... все вдребезги. Все, все...
А я? Кто я, беднейшая из женщин,
С недавним медом клятв его в душе,
Теперь, когда могучий этот разум,
Как колокол надбитый, дребезжит,
А юношеский облик бесподобный
Изборожден безумьем! Боже мой!
Куда все скрылось? Что передо мной?


Любовь? Он поглощен совсем не ею.
К тому ж – хоть связи нет в его словах,
В них нет безумья. Он не то лелеет
По темным уголкам своей души,
Высиживая что-то поопасней.
Чтоб вовремя беду предотвратить,
Пришел я к следующему решенью:
Он в Англию немедля отплывет
Для сбора недовыплаченной дани.
Быть может, море, новые края
И люди выбьют у него из сердца
То, что сидит там и над чем он сам
Ломает голову до отупенья.
Как думаете вы?

Что ж – это мысль.
Пускай поплавает. Но я, как прежде,
Уверен, что предмет его тоски –
Любовь без разделенья. – Ну, дочурка?
Не повторяй, что Гамлет говорил:
Слыхали сами. – Что же, ваша воля.
Я думаю, когда пройдет спектакль,
Устроим встречу принца с королевой,
Пусть с ним поговорит наедине.
Хотите, я подслушаю беседу?
А если не узнаем ничего,
Сошлите в Англию иль заточите,
Куда рассудите.

Быть по сему.
Влиятельных безумцев шлют в тюрьму.


Говорите, пожалуйста, роль, как я показывал: легко и без запинки. Если же вы собираетесь ее горланить, как большинство из вас, лучше было бы отдать ее городскому глашатаю. Кроме того, не пилите воздух этак вот руками, но всем пользуйтесь в меру. Даже в потоке, буре и, скажем, урагане страсти учитесь сдержанности, которая придает всему стройность. Как не возмущаться, когда здоровенный детина в саженном парике рвет перед вами страсть в куски и клочья, к восторгу стоячих мест, где ни о чем, кроме немых пантомим и простою шума, не имеют понятия. Я бы отдал высечь такого молодчика за одну мысль переиродить Ирода. Это уж какое-то сверхсатанинство. Избегайте этого.

Будьте покойны, ваша светлость.

Однако и без лишней скованности, но во всем слушайтесь внутреннего голоса. Двигайтесь в согласии с диалогом, говорите, следуя движениям, с тою только оговоркой, чтобы это не выходило из границ естественности. Каждое нарушение меры отступает от назначения театра, цель которого во все времена была и будет: держать, так сказать, зеркало перед природой, показывать доблести ее истинное лицо и ее истинное – низости, и каждому веку истории – его неприкрашенный облик. Если тут перестараться или недоусердствовать, несведущие будут смеяться, но знаток опечалится, а суд последнего, с вашего позволения, должен для вас перевешивать целый театр, полный первых. Мне попадались актеры, и среди них прославленные, и даже до небес, которые, не во гнев им будь сказано, голосом и манерами не были похожи ни на крещеных, ни на нехристей, ни да кого бы то ни было на свете. Они так двигались и завывали, что брало удивление, какой из поденщиков природы смастерил человека так неумело, – такими чудовищными выходили люди в их изображении.

Надеюсь, у себя, принц, мы эти крайности несколько устранили.

Устраните совершенно. А играющим дураков запретите говорить больше, чем для них написано. Некоторые доходят до того, что хохочут сами для увеселения худшей части публики в какой-нибудь момент, существенный для хода пьесы. Это недопустимо и показывает, какое дешевое самолюбие у таких шутников. Подите приготовьтесь.


Ну как, милорд, желает ли король посмотреть эту пьесу?

И королева тоже, и как можно скорее.

Велите актерам поторопиться.


Вы б не пошли вдвоем поторопить их?

и
Немедленно, милорд.


Горацио!


Здесь, принц, к услугам вашим.

Горацио, ты изо всех людей,
Каких я знаю, самый настоящий.

О, что вы, принц!

Не думай, я не льщу.
Зачем мне льстить, когда твое богатство
И стол и кров – один веселый нрав?
Нужде не льстят. Подлизам предоставим
Умильничать в передних богачей.
Пусть гнут колени там, где раболепье
Приносит прибыль. Слушай-ка. С тех пор
Как для меня законом стало сердце
И в людях разбирается, оно
Отметило тебя. Ты знал страданья,
Не подавая виду, что страдал.
Ты сносишь все и равно благодарен
Судьбе за гнев и милости. Блажен,
В ком кровь и ум такого же состава.
Он не рожок под пальцами судьбы,
Чтоб петь, что та захочет. Кто не в рабстве
У собственных страстей? Найди его,
Я в сердце заключу его с тобою,
В святилище души. Но погоди.
Сейчас мы королю сыграем пьесу.
Я говорил тебе про смерть отца.
Там будет случай, схожий с этой смертью.
Когда начнется этот эпизод,
Будь добр, смотри на дядю не мигая.
Он либо выдаст чем-нибудь себя
При виде сцены, либо этот призрак
Был демон зла, а в мыслях у меня
Такой же чад, как в кузнице Вулкана.
Итак, будь добр, гляди во все глаза.
Вопьюсь и я, а после сопоставим
Итоги наблюдений.

По рукам.
А если вор уйдет неуличенным,
Я штраф плачу за скрытье воровства.

Они идут. Я вновь больным прикинусь.
Займем места.


Как здравствует принц крови нашей, Гамлет?

Верите ли – превосходно. По-хамелеонски. Питаюсь воздухом, начиненным обещаниями. Так не откармливают и каплунов.

Это ответ без связи, Гамлет. Он ко мне не относится.

А ко мне и подавно.
Милорд, вы играли на сцене в бытность свою в университете, не правда ли?

Играл, милорд, и считался хорошим актером.

Кого же вы играли?

Я играл Юлия Цезаря. Меня убивали в Капитолии. Брут убил меня.

С его стороны было брутально убивать такого капитального теленка. – Готовы актеры?

Да, милорд. Они ждут вашего приказания.

Поди сюда, милый Гамлет, сядь рядом.

Нет, матушка, тут магнит попритягательней.

Ого, слыхали?

Леди, можно к вам на колени?


Нет, милорд.

То есть виноват: можно голову к вам на колени?

Да, милорд.

А вы уж решили – какое-нибудь неприличие?

Ничего я не решила, милорд.

А ведь это чудная мысль – лежать у ног девушки!

Что такое, милорд?

Ничего.

Принц, вы сегодня в ударе.

Кто, я?

Да, милорд.

Господи, ради вас я и колесом пройдусь! Впрочем, что и остается, как не веселиться? Взгляни же, какой радостный вид у моей матери, а всего два часа, как умер мой отец.

Нет, принц, полных дважды два месяца.

Как! Так много? Ну, тогда к дьяволу траур! Буду ходить в соболях. Силы, небесные! Умер назад два месяца и все еще не забыт! Тогда есть надежда, что память о великом человеке переживет его на полгода. Но только пусть жертвует на построение храмов, а то никто не вспомнит о нем, как о деревянной лошадке, у которой на могиле надпись:
«Где ноги, где копыта.
Заброшена, забыта».


Что это означает, принц?

«Змея подколодная», а означает темное дело.

Наверное, пантомима выражает содержание предстоящей пьесы?


Сейчас мы все узнаем от этого малого. Актеры не умеют хранить тайн и все выбалтывают.

Он объяснит значение показанной вещи?

Да, и любой вещи, которую вы ему покажете. Не стыдитесь только показывать, а он без стыда будет объяснять, что это значит.

Вы злюка, вы злюка! Я буду смотреть пьесу.

Пред нашим представленьем
Мы просим со смиреньем
Нас выслушать с терпеньем.

Что это, пролог или надпись на колечке?

Действительно, коротковато, милорд.

Как женская любовь.


В тридцатый раз на конях четверней
Объехал Феб моря и мир земной,
И тридцать дюжин лун вокруг земли
Двенадцать раз по тридцать раз прошли,
С тех пор как нам сближает все тесней
Любовь – сердца, а руки – Гименей.

Еще раз столько солнце и луна
Могли б пройти, пока любовь сильна.
Но горе мне – годам наперекор
Болезнен вид ваш с некоторых пор.
Однако опасаться вам, дружок,
Нет надобности ни на волосок.
Страшится или любит женский пол –
В нем все без меры, всюду пересол.
Моей любви изведали вы вкус,
Люблю я слепо, слепо и страшусь.
Где чувство в силе, страшно пустяка;
Где много любят, малость велика.

Душа моя, прощанья близок час.
К концу подходит сил моих запас.
А ты и дальше в славе и любви
Существованья радостью живи.
Другой супруг, как знать...

Не суесловь.
Предательством была бы та любовь.
Убей меня за новым мужем гром!
Кровь первого да будет на втором!

Полынь, полынь!

Не по любви вступают в новый брак.
Расчет и жадность – вот его рычаг.

Мне верится, вы искренни во всем.
Но не всегда стоим мы на своем.
Решимость наша – памяти раба:
Сильна до службы, в выслуге слаба.
Что держится, как недозрелый плод,
Отвалится, лишь только в сок войдет.
Чтоб жить, должны мы клятвы забывать,
Которые торопимся давать.
У каждой страсти собственная цель,
Но ей конец, когда проходит хмель.
Печаль и радость в дикости причуд
Сметают сами, что произведут.
Печали жалок радости предмет,
А радости до горя дела нет.
Итак, когда все временно и тлен,
То как любви уйти от перемен?
Кто вертит кем, еще вопрос большой:
Судьба любовью иль любовь судьбой?
Ты в силе – и друзей хоть отбавляй,
Ты в горе – и приятели прощай.
Но кончу тем, откуда начал речь:
Не может жизнь по нашей воле течь.
Мы, может статься, лучшего хотим,
Но ход событий не предвосхитим.
Так и боязнь второго сватовства
Жива у вас до первого вдовства.

Померкни свет, погибни урожай!
И день и ночь покою я не знай!
Отчаянье заволоки мой взор!
Будь жизнью мне отшельницы затвор!
Недобрый вихрь развей в небытии
Мои надежды и мечты мои!
Малейший шаг ввергай меня в беду,
Когда, вдова, я замуж вновь пойду!

А ну как обманет?

Зарок – не шутка. Но оставь меня.
Я утомился сутолокой дня
И отдохну немного.


Выспись всласть,
И да минует в жизни нас напасть.


Сударыня, как вам нравится пьеса?

По-моему, леди слишком много обещает.

О, но она сдержит слово!

Вы знаете содержание? В нем нет ничего предосудительного?

Нет, нет. Все это в шутку, отравление в шутку. Ровно ничего предосудительного.

Как название пьесы?

«Мышеловка». Но в каком смысле? В фигуральном. Пьеса изображает убийство, совершенное в Вене. Имя герцога – Гонзаго. Его жена – Баптиста. Вы сейчас увидите. Это препакостнейшая проделка. Но нам-то что до того? Вашего величества и нас, с нашей чистой совестью, это не касается. Пусть кляча лягается, если у нее зашиблены задние ноги. Наши кости в порядке.


Это некто Луциан, племянник короля.

Вы хорошо заменяете хор, милорд.

Начинай, убийца! Ну, чума ты этакая! Брось свои безбожные рожи и начинай. Ну! «Взывает к мести каркающий ворон».

Рука тверда, дух черен, крепок яд,
Удобен миг, ничей не видит взгляд.
Теки, теки, верши свою расправу,
Гекате посвященная отрава!
Спеши весь вред, который в травах есть,
Над этой жизнью в действие привесть!


Он отравляет его в саду, чтобы завладеть престолом. Имя герцога – Гонзаго. История существует отдельно, образцово изложенная по-итальянски. Сейчас вы увидите, как убийца достигает любви жены Гонзаго.

Король встает!

Испугался хлопушки?

Что с его величеством?

Прекратите пьесу!

Посветите мне. Прочь отсюда!

Огня, огня, огня!


Пусть раненый олень ревет,
А уцелевший скачет.
Где – спят, а где – ночной обход;
Кому что рок назначит.
Ну-с, сэр, если бы другие виды на будущее провалились у меня к туркам, разве это, да целый лес перьев, да пара провансальских роз на башмаках не доставили бы мне места в актерской труппе?

С половинным окладом.

Нет, с полным.
Ты знаешь, дорогой Дамон,
Юпитера орел
Слетел с престола, и на трон
Воссел простой осе... тр.

Вы могли бы и в рифму.

О Горацио! Тысячу фунтов за каждое слово призрака! Ты заметил?

Еще бы, принц!

Когда начали играть сцену отравления.

Я с него глаз не спускал.

Ах, ах! А ну, а ну музыку! Ну-ка, флейтисты!
Раз королю неинтересна пьеса,
Нет для него в ней, значит, интереса.
А ну, а ну музыку!


Добрейший принц! Можно попросить вас на два слова?

Хоть на целую историю, сэр.

Король, сэр...

Да, сэр, что с ним?

Удалился к себе и чувствует себя очень скверно.

От вина, сэр?

Нет, сэр, скорее от желчи.

Остроумней было бы сказать это его врачу. Если я пропишу ему свое слабительное, опасаюсь, как бы желчь не разлилась у него еще сильнее.

Добрейший принц, введите свою речь в какие-нибудь границы и не уклоняйтесь так упорно от того, что мне поручено.

Пожалуйста. Я весь смирение и слух.

Королева, ваша матушка, в крайнем удручении послала меня к вам.

Милости просим.

Нет, добрейший принц, сейчас эти любезности ни к чему. Если вам угодно дать мне надлежащий ответ, я исполню приказание вашей матери. Если нет, я попрошу принять мои извинения и удалюсь.

Не могу, сэр.

Чего, милорд?

Дать вам надлежащий ответ. У меня мозги не в порядке. Но какой бы ответ я вам ни дал, располагайте им, как найдете нужным. Вернее, это относится к моей матери. Итак, ни слова больше. К делу. Моя мать, говорите вы...

В таком случае, вот что. Ваше поведение, говорит она, повергло ее в изумление и ошеломило.

О удивительный сын, так удивляющий свою мать! А не прилипло ли к этому удивлению чего-нибудь повещественней? Любопытно.

Она желает поговорить с вами у себя в комнате, прежде чем вы ляжете спать.

Рады стараться, будь она нам хоть десять раз матерью. Чем еще можем служить вам?

Принц, вы когда-то любили меня.

Как и сейчас, клянусь этими воровскими орудиями.

Добрейший принц! В чем причина вашего нездоровья? Вы сами отрезаете путь к спасению, пряча свое горе от друга.

Я нуждаюсь в служебном повышении.

Как это возможно, когда сам король назначил вас наследником датского престола?

Да, сэр, но «покамест травка подрастет, лошадка с голоду умрет...» – старовата поговорка.
Возвращаются музыканты с флейтами. А, флейты! Дайте мне одну на пробу. Отойдите в сторону. Что это вы все вьетесь вокруг, точно хотите загнать меня в какие-то сети?

О принц, если мое участие так навязчиво, значит так безоговорочна моя любовь.

Я что-то не понял. Ну, да все равно. Вот флейта. Сыграйте на ней что-нибудь.

Принц, я не умею.

Пожалуйста.

Уверяю вас, я не умею.

Но я прошу вас.

Но я не знаю, как за это взяться,

Это так же просто, как лгать. Перебирайте отверстия пальцами, вдувайте ртом воздух, и из нее польется нежнейшая музыка. Видите, вот клапаны.

Но я не знаю, как ими пользоваться. У меня ничего не выйдет. Я не учился.

Смотрите же, с какою грязью вы меня смешали. Вы собираетесь играть на мне. Вы приписываете себе знание моих клапанов. Вы уверены, что выжмете из меня голос моей тайны. Вы воображаете, будто все мои ноты снизу доверху вам открыты. А эта маленькая вещица нарочно приспособлена для игры, у нее чудный тон, и тем не менее вы не можете заставить ее говорить. Что ж вы думаете, со мной это легче, чем с флейтой? Объявите меня каким угодно инструментом, вы можете расстроить меня, но играть на мне нельзя.


Благослови вас бог, сэр!

Милорд, королева желает поговорить с вами, и немедленно.

Видите вы вон то облако в форме верблюда?

Ей-богу, вижу, и действительно, ни дать на взять верблюд.

По-моему, оно смахивает на хорька.

Правильно: спинка хорьковая.

Или как у кита.

Совершенно как у кита.

Ну, так я приду сейчас к матушке.
Они сговорились меня с ума свести! – Я сейчас приду.

Я так и доложу.

Шутка сказать: «сейчас». – Оставьте меня, приятели.


Теперь пора ночного колдовства.
Скрипят гроба, и дышит ад заразой.
Сейчас я мог бы пить живую кровь
И на дела способен, от которых
Я утром отшатнусь. Нас мать звала.
Без зверства, сердце! Что бы ни случилось,
Души Нерона в грудь мне не вселяй.
Я ей скажу без жалости всю правду
Словами, ранящими, как кинжал.
Но это мать родная – и рукам
Я воли даже в ярости не дам,


Я не люблю его и потакать
Безумью не намерен. Приготовьтесь.
Сейчас я подпишу вам свой приказ
И в Англию отправлю принца с вами.
Наш сан не терпит, чтоб из-за угла
Всегда подстерегала нас случайность
В лице безумца.

Соберемся в путь.
Священно в корне это попеченье
О тысячах, которые живут
Лишь вашего величества заботой.

Долг каждого – беречься от беды
Всей силой, предоставленной рассудку.
Какая ж осмотрительность нужна
Тому, от чьей сохранности зависит
Жизнь множества! Кончина короля –
Не просто смерть. Она уносит в бездну
Всех близстоящих. Это – колесо,
Торчащее у края горной кручи,
К которому приделан целый лес
Зубцов и перемычек. Эти зубья
Всех раньше, если рухнет колесо,
На части разлетятся. Вздох владыки
Во всех в ответ рождает стон великий.
Король
Пожалуйста, скорей сберитесь в путь.
Пора забить в колодки этот ужас,
Гуляющий на воле.

и
Поспешим.


Он к матери пошел в опочивальню.
Подслушаю пойду-ка за ковром.
Она его, наверно, отчитает.
Но ваша правда: мать тут не судья.
Она лицеприятна. Не мешает,
Чтоб был при этом кто-нибудь другой
И наблюдал. Прощайте, государь мой.
С разведки этой я еще пред сном
К вам загляну.

Благодарю вас, друг мой.


Удушлив смрад злодейства моего.
На мне печать древнейшего проклятья:
Убийство брата. Жаждою горю,
Всем сердцем рвусь, но не могу молиться.
Помилованья нет такой вине.
Как человек с колеблющейся целью,
Не знаю, что начать, и ничего
Не делаю. Когда бы кровью брата
Был весь покрыт я, разве и тогда
Омыть не в силах небо эти руки?
Что делала бы благость без злодейств?
Зачем бы нужно было милосердье?
Мы молимся, чтоб бог нам не дал пасть
Иль вызволил из глубины паденья.
Отчаиваться рано. Выше взор!
Я пал, чтоб встать. Какими же словами
Молиться тут? «Прости убийстве мне»?
Нет, так нельзя. Я не вернул добычи.
При мне все то, зачем я убивал:
Моя корона, край и королева,
За что прощать того, кто тверд в грехе?
У нас нередко дело заминает
Преступник горстью золота в руке,
И самые плоды его злодейства
Ест откуп от законности. Не то
Там, наверху. Там в подлинности голой
Лежат деянья наши без прикрас,
И мы должны на очной ставке с прошлым
Держать ответ. Так что же? Как мне быть?
Покаяться? Раскаянье всесильно.
Но что, когда и каяться нельзя!
Мучение! О грудь, чернее смерти!
О лужа, где, барахтаясь, душа
Все глубже вязнет! Ангелы, на помощь!
Скорей, колени, гнитесь! Сердца сталь,
Стань, как хрящи новорожденных, мягкой!
Все поправимо.


Он молится. Какой удобный миг!
Удар мечом – и он взовьется к небу,
И вот возмездье. Так ли? Разберем.
Он моего отца лишает жизни,
А в наказанье я убийцу шлю
В небесный рай.
Да это ведь награда, а не мщенье.
Отец погиб с раздутым животом,
Весь вспучившись, как май, от грешных соков,
Бог весть, какой еще за это спрос,
Но по всему, наверное, немалый.
Так месть ли это, если негодяй
Испустит дух, когда он чист от скверны
И весь готов к далекому пути?
Нет.
Назад, мой меч, до боле страшной встречи!
Когда он будет в гневе или пьян,
В объятьях сна или нечистой неги,
За картами, с проклятьем на устах
Иль в помыслах о новом зле, с размаху
Руби его, чтоб он свалился в ад
Ногами вверх, весь черный от пороков.
Но мать меня звала. – Еще поцарствуй.
Отсрочка это лишь, а не лекарство.


Слова парят, а чувства книзу гнут.
А слов без чувств вверху не признают.


Он к вам идет. К стене его прижмите,
Пусть обуздает выходки свои.
Скажите, вы спасли его от кары
Своей рукой. Я спрячусь за ковром.
Пожалуйста, покруче.

Мать! Миледи!

Не бойтесь. Положитесь на меня.
Он, кажется, идет. Вам надо скрыться.


Ну, матушка, чем вам могу служить?

Зачем отца ты оскорбляешь, Гамлет?

Зачем отца вы оскорбили, мать?

Ты говоришь со мною, как невежа.

Вы спрашиваете, как лицемер.

Что это значит, Гамлет?

Что вам надо?

Ты помнишь, кто я?

Помню, вот вам крест.
Вы королева в браке с братом мужа
И, к моему прискорбью, мать моя.

Так пусть с тобой поговорят другие.

Ни с места! Сядьте. Я вас не пущу.
Я зеркало поставлю перед вами,
Где вы себя увидите насквозь.

Что ты задумал? Он меня заколет!
Не подходи! Спасите!

Стража! Эй!

Ах так? Тут крысы? На пари – готово.


Убит!


Что ты наделал!

Разве там
Стоял король?

Как ты жесток! Какое злодеянье!

Не больше, чем убийство короля
И обрученье с братом мужа, леди.

Убийство короля?

Да, леди, да.


Прощай, вертлявый, глупый хлопотун!
Тебя я спутал с кем-то поважнее.
Ты видишь, суетливость не к добру.
А вы садитесь. Рук ломать не надо.
Я сердце вам сломаю, если все ж
Оно из бьющегося матерьяла
И пагубные навыки не сплошь
Его от жизни в бронзу заковали,

Что я такого сделала, что ты
Так груб со мной?

Вы сделали такое,
Что угашает искренность и стыд,
Шельмует правду, выступает сыпью
На лбу невинности и чистоты
И превращает брачные обеты
В торг игроков. Вы совершили то,
Что обездушивает соглашенья
И делает пустым набором слов
Обряды церкви. Небеса краснеют
И своды мира, хмурясь, смотрят вниз,
Как в судный день, чуть вспомнят ваш поступок,

Нельзя ль узнать, в чем дела существо,
К которому так громко предисловье?

Вот два изображенья: вот и вот.
На этих двух портретах – лица братьев.
Смотрите, сколько прелести в одном:
Лоб, как у Зевса, кудри Аполлона,
Взгляд Марса, гордый, наводящий страх,
Величие Меркурия, с посланьем
Слетающего наземь с облаков.
Собранье качеств, в каждом из которых
Печать какого-либо божества,
Дающих званье человека. Это
Ваш первый муж. А это ваш второй.
Он – словно колос, пораженный порчей,
В соседстве с чистым. Где у вас глаза?
Как вы спустились с этих горных пастбищ
К таким кормам? На что у вас глаза?
Ни слова про любовь. В лета, как ваши,
Живут не бурями, а головой.
А где та голова, что совершила б
Такую мену? Вы не мертвый труп.
А то б вы не могли передвигаться.
Но ваши чувства спят. Ведь тут никто б
Не мог так просчитаться. Не бывает,
Чтоб и в бреду не оставался смысл
Таких различий. Так какой же дьявол
Средь бела дня вас в жмурки обыграл?
Слепорожденный с даром осязанья;
Безрукий, слабо видящий; глухой,
Но чувствующий запах, не ошиблись
Так явно бы!
Стыдливость, где ты? Искуситель-бес!
Когда так властны страсти над вдовою,
Как требовать от девушек стыда?
Какой пример вы страшный подаете
Невестам нашим!

Гамлет, перестань!
Ты повернул глаза зрачками в душу,
А там повсюду пятна черноты,
И их ничем не смыть!

Валяться в сале
Продавленной кровати, утопать
В испарине порока, любоваться
Своим паденьем...

Гамлет, пощади!
Твои слова – как острия кинжалов
И режут слух.

... с убийцей и скотом,
Не стоящим одной двухсотой доли
Того, что тот. С петрушкой в королях.
С карманником на царстве. Он завидел
Венец на полке, взял исподтишка
И вынес под полою.

Гамлет, сжалься!

Со святочной игрушкою...


Под ваши крылья, ангелы небес! –
Что вашей статной царственности надо?

О, горе, с ним припадок!

Ленивца ль сына вы пришли журить,
Что дни идут, а он под злую руку
Приказов ваших страшных не свершил?
Не правда ли?

Цель моего прихода – вдунуть жизнь
В твою почти остывшую готовность.
Но посмотри, что с матерью твоей.
Она не в силах справиться с ударом.
Кто волей слаб, страдает больше всех.
Скажи ей что-нибудь.

Что с вами, леди?

Нет, что с тобой? Ты смотришь в пустоту,
Толкуешь громко с воздухом бесплотным,
И дикостью горят твои глаза.
Как сонные солдаты по сигналу,
Взлетают вверх концы твоих волос
И строятся навытяжку. О сын мой,
Огонь болезни надо остужать
Невозмутимостью. Чем полон взор твой?

Да им же, им! Смотрите, как он бел!
Смерть страшная его и эта бледность
Могли б растрогать камень. – Отвернусь.
Твои глаза мне душу раздирают.
Она рыхлеет, твердость чувств сдает,
И я готов лить слезы вместо крови.

С кем говоришь ты?

Как, вам не видать?

Нет. Ничего. Лишь то, что пред глазами,

И не слыхать?

Лишь наши голоса.

Да вот же он! Туда, туда взгляните:
Отец мой, совершенно как живой!
Вы видите, скользит и в дверь уходит.

Все это плод твоей больной души.
По части духов бред и исступленье
Весьма искусны.

Исступленье, бред!
Мой пульс, как ваш, отсчитывает такт
И так же бодр. Нет нарушений смысла
В моих словах. Переспросите вновь –
Я повторю их, а больной не мог бы.
Во имя бога, бросьте ваш бальзам!
Не тешьтесь мыслью, будто все несчастье
Не в вашем повеленье, а во мне.
Такая мазь затянет рану коркой,
А скрытый гной вам выест все внутри.
Вам надо исповедаться. Покайтесь
В содеянном и берегитесь впредь.
Траву худую вырывают с корнем.
Прошу простить меня за правоту,
Как в наше время просит добродетель
Прощенья у порока за добро,
Которое она ему приносит.

Ах, Гамлет, сердце рвется пополам!

Вот и расстаньтесь с худшей половиной,
Чтоб лучшею потом тем чище жить.
Спокойной ночи. Не ходите к дяде.
Взамен отсутствующего стыда
Усвойте выдуманную стыдливость.
Она привьется. В маске доброты
Вы скоро сами пристраститесь к благу.
Повторность изменяет лик вещей.
В противность злым привычкам добрый навык
Смиряет или гонит прочь чертей.
Впоследствии, когда вы захотите,
Чтоб вас благословили, попрошу
Тогда и я у вас благословенья,
А что касается до старика,


О бедняке об этом сожалею.
Но, видно, так судили небеса,
Чтоб он был мной, а я был им наказан
И стал карающей рукой небес.
Я тело уберу и сам отвечу
За эту кровь. Еще раз – добрый сон.
Из жалости я должен быть суровым.
Несчастья начались, готовьтесь к новым.
Еще два слова.

Что ж теперь мне делать?

Еще вы спрашиваете? Тогда
И продолжайте делать, что хотите.
Ложитесь ночью с королем в постель
И в благодарность за его лобзанья,
Которыми он будет вас душить,
В приливе откровенности сознайтесь,
Что Гамлет вовсе не сошел с ума,
А притворяется с какой-то целью.

Ты знаешь сам, что я скорей умру,
Чем соглашусь предать тебя.

Меня
Шлют в Англию. Слыхали?

Да, к несчастью.
Я и забыла. Это решено.

Скрепляют грамоты. Два школьных друга
Уже давно запродали мой труп
И, торжествуя, потирают руки.
Ну что ж, еще посмотрим, чья возьмет,
Забавно будет, если сам подрывник
Взлетит на воздух. Я под их подкоп –
Чтоб с места не сойти мне! – вроюсь ниже
И их взорву. Ну и переполох,
Когда подвох наткнется на подвох! –
Вот мне кого убрать теперь подальше.
Стащу-ка в сени эти потроха.
Итак, спокойной ночи. А советник
Действительно и присмирел и строг,
А в жизни был болтливее сорок. –
Ну, милый мой, пора о вас подумать. –
Спокойной ночи, матушка.


В глубоких этих вздохах что-то есть.
Нельзя ль перевести их попонятней?
Где сын ваш?

Оставьте нас на несколько минут.


О, что сейчас случилось!

Что, Гертруда?
Как Гамлет?

Рвет и мечет, как прибой,
Когда он с ветром спорит, кто сильнее.
В бреду услышал шорох за ковром
И с криком: «Крысы!», выхватив рапиру,
Убил одним ударом старика,
Стоявшего в засаде.

Быть не может.
Так было б с нами, очутись мы там.
Что он на воле – вечная опасность
Для вас, для нас, для каждого, для всех.
А кто теперь в ответе за убийство?
Увы, я сам, что я не отделил
Больного молодого человека
От остальных. Всему виной любовь.
Она лишила нас благоразумья.
Мы скрыли, как постыдную болезнь,
Семейное несчастье и загнали
Заразу внутрь. Куда девался он?

Пошел куда-то с телом бедной жертвы.
Сквозь бред в нем плещут искорки добра,
Как золота крупицы в грубом камне.
Он плачет о случившемся навзрыд.

Пойдем, Гертруда. Не успеет солнце
Коснуться гор, он сядет на корабль.
А это злодеяние придется
Заглаживать самим нам. – Гильденстерн!


Кого-нибудь возьмите на подмогу!
В горячке принц Полония убил
И вынес труп из спальни королевы.
Не раздражая принца, надо взять
Тихонько тело и отнесть в часовню.


Пойдем, Гертруда, соберем друзей.
Расскажем им про новые тревоги.
Шипенье ядовитой клеветы,
Несущее сквозь поперечник мира,
Как пушечный снаряд, свое ядро,
С их помощью, быть может, нас минует.
Пойдем. Не оставляй меня, жена.
Душа в тревоге и устрашена.


Сдан в целости на место.

и
Гамлет, Гамлет!

Откуда шум? Кто Гамлета зовет?
А, вот они.


Милорд, что сделали вы с мертвым телом?

Смешал с землей, которой труп сродни.

Скажите, где он, мы снесем в часовню.

Об этом бросьте даже помышлять.

О чем?

Что я буду действовать в ваших интересах, а не в своих собственных. Да и что еще это за расспросы со стороны какой-то губки? Что отвечать на них сыну короля?

Вы меня сравниваете с губкою, принц?

Да, вас. С губкою, живущей соками царских милостей. Но на поверку это его лучшие слуги. Король закладывает их за щеку, как обезьяна. Сует в рот первыми, а проглатывает последними. Понадобится то, чего вы насосались, – он взял выдавил вас, и снова вы сухи для новой службы.

Я вас не понимаю, принц.

Это меня радует. В уме нечутком не место шуткам.

Милорд, вы должны сказать нам, где тело, и пойти с нами к королю.

Тело во владении короля, но король не во владении телом. Да и какую роль играет тут король?

Король, милорд?

Не более чем ноль. Ведите меня к нему. Гуси, гуси, домой, волк за горой!


За ним пошли. Труп велено найти.
Вот как опасен он, пока на воле!
Сурово с ним расправиться нельзя:
К нему привязано простонародье,
Где судят все на глаз, а не умом.
Там видят только кару, а не смотрят,
За что она. Для гладкости отъезд
Изобразим служебным назначеньем,
Давно решенным. Сильную болезнь
Врачуют сильно действующим средством


Ну, как у вас тут? Отыскали труп?

Где тело, невозможно доискаться.

А сам он где?

За дверью, государь.
Впредь до распоряженья – под надзором

Ну что ж, введите принца.

Гильденстерн!
Введите принца.


Гамлет, где. Полоний?

На ужине.

На ужине? На каком?

На таком, где ужинает не он, а едят его самого. Сейчас за него уселся синклит червей со всей земли. Червь, что ни говори, единственный столп всякого истинного порядка. Мы откармливаем всякую живность себе в пищу и откармливаем себя в пищу червям. Возьмете ли толстяка-короля или худобу-горемыку – это только два блюда к столу, два кушанья, а суть одна.

Увы! Увы!

Можно вытащить рыбу на червяка, пообедавшего королем, и пообедать рыбой, которая проглотила этого червяка.

Что ты хочешь этим сказать?

Ничего, кроме того, что король может совершать круговые объезды по кишкам нищего.

Где Полоний?

На небе. Пошлите посмотреть. Если посланный не вернется, поищите сами. Во всяком случае, если он не сыщется раньше месяца, вы носом почуете его у входа на галерею.

Подите поищите его там.

Он вас ждет не дождется.


Кровавая проделка эта, Гамлет,
Заставит нас для целости твоей
Без промедленья сбыть тебя отсюда.
Изволь спешить. Корабль у берегов,
Подул попутный ветер, и команда
Готова морем в Англию отплыть.

Как, в Англию?

Да, в Англию.

Прекрасно.

Так ты б сказал, знай наши мысли ты.

Увижу херувима, знающего их. – Ну что ж, в Англию так в Англию! – Прощайте, дорогая матушка.

Дорогой отец, хочешь ты сказать, Гамлет?

Нет – мать. Отец и мать – муж и жена, а муж и жена – это плоть едина. Значит, все равно: прощайте, матушка. – Итак, в Англию, вот оно что.


Идите по пятам за ним. Немедля
Безумца заманите на корабль.
Чтоб духу не было его сегодня!
Прощайте. Все изложено в письме,
Что требуется делом. Торопитесь!


И если, Англия, мою любовь
Ты ценишь так, как я заставить в силе –
А твой рубец от датского меча
Еще горит и ты благоговейно
Нам платишь дань, – не думай обойти
Прямую букву моего приказа,
Которым тайно Гамлета тебе
Я в руки отдаю на убиенье.
Исполни это, Англия! При нем
Я буду таять, как в жару горячки.
Избавь меня от этого огня.
Пока он жив, нет жизни для меня.


Шлю вас с поклоном к королю датчан.
Скажите, капитан, что по трактату
Страну пересекает Фортинбрас.
Где сборный пункт, вы знаете. Прибавьте,
Что если бы явилась в нас нужда,
Мы тут как тут по первому желанью.
Прощайте.

Добрый путь.

Отряд, вперед!


Чье это войско?

Армия норвежцев.

Куда поход?

На Польшу.

Кто глава?

Принц Фортинбрас, племянник королевский.

Вы движетесь к границе или внутрь?

Сказать по правде, мы идем отторгнуть
Местечко, не заметное ничем.
Лишь званье, что земля. Пяти дукатов
Я б не дал за участок, да и тех
Не выручить Норвегии и Польше,
Отдай они в аренду этот клад.

Какой полякам смысл в его защите?

Туда уж стянут сильный гарнизон.

Двух тысяч душ, десятков тысяч денег
Не жалко за какой-то сена клок!
Так в годы внешнего благополучья
Довольство наше постигает смерть
От внутреннего кровоизлиянья. –
Покорнейше благодарю вас, сэр.

Храни вас бог.

Уходит.

Милорд, пойдемте тоже.

Ступайте. Я вас тотчас догоню.


Все мне уликой служит, все торопит
Ускорить месть. Что значит человек,
Когда его заветные желанья –
Еда да сон? Животное – и все.
Наверно, тот, кто создал нас с понятьем
О будущем и прошлом, дивный дар
Вложил не с тем, чтоб разум гнил без пользы.
Что тут виной? Забывчивость скота
Или привычка разбирать поступки
До мелочей? Такой разбор всегда
На четверть – мысль, а на три прочих – трусость.
Но что за смысл без умолку твердить,
Что это надо сделать, если к делу
Есть воля, сила, право и предлог?
Нелепость эту только оттеняет
Все, что ни встречу. Например, ряды
Такого ополченья под командой
Решительного принца, гордеца
До кончиков ногтей. В мечтах о славе
Он рвется к сече, смерти и судьбе
И жизнью рад пожертвовать, а дело
Не стоит выеденного яйца.
Но тот-то и велик, кто без причины
Не ступит шага, если ж в деле честь,
Подымет спор из-за пучка соломы.
Отец убит, и мать осквернена,
И сердце пышет злобой: вот и время
Зевать по сторонам и со стыдом
Смотреть на двадцать тысяч обреченных,
Готовых лечь в могилу, как в постель,
За обладанье спорною полоской,
Столь малой, что на ней не разместить
Дерущихся и не зарыть убитых.
О мысль моя, отныне будь в крови,
Живи грозой иль вовсе не живи!


Я не приму ее.

Она шумит
И в самом деле, видно, помешалась,
Ее так жалко!

Что такое с ней?

Все тужит об отце, подозревает
Во всем обман, сжимает кулаки,
Бьет в грудь себя и плачет и бормочет
Бессмыслицу. В ее речах сумбур,
Но кто услышит, для того находка.
Из этих фраз, ужимок и кивков
Выуживает каждый, что захочет,
В думает: нет дыма без огня –
И здесь следы какой-то страшной тайны.

Я лучше свижусь с ней. В умах врагов
Легко родить ей будет подозренье.
Пускай войдет.


Больной душе и совести усталой
Во всем беды мерещится начало.
Так именно утайками вина
Разоблачать себя осуждена.


Где Дании краса и королева?

Что вам, Офелия?

А по чем я отличу
Вашего дружка?
Плащ паломника на нем,
Странника клюка.

Голубушка, что значит эта песня?

Да ну вас! Вот я дальше вам спою.

Помер, леди, помер он,
Помер, только слег.
В головах зеленый дрок,
Камушек у ног.

Послушайте, Офелия...

Да ну вас...


Вот горе-то! Взгляните на нее.

Белый саван, белых роз
Деревцо в цвету,
И лицо поднять от слез
Мне невмоготу.

Как вам живется, милочка моя?

Хорошо, награди вас бог. Говорят, сова была раньше дочкой пекаря. Вот и знай после этого, что нас ожидает. Благослови бог вашу трапезу!

Воображаемый разговор с отцом.

Об этом не надо распространяться. Но если бы вас спросили, что это значит, скажите:

С рассвета в Валентинов день
Я проберусь к дверям
И у окна согласье дам
Быть Валентиной вам.
Он встал, оделся, отпер дверь,
И та, что в дверь вошла,
Уже не девушкой ушла
Из этого угла.

Офелия, родная!

Вот, не побожась, сейчас кончу.

Давно это с ней?

Надеюсь, все к лучшему. Надо быть терпеливой. Но не могу не плакать, как подумаю, что его положили в сырую землю. Надо известить брата. Спасибо за доброе участие. – Поворачивай, моя карета! Покойной ночи, леди. Покойной ночи, дорогие леди. Покойной ночи, Покойной ночи.


Скорее вслед! Смотреть за нею в оба!


Скорбь об отце свела ее с ума.
Повалят беды, так идут, Гертруда,
Не врозь, а скопом. Первою была
Глухая смерть Полония. Второю –
Необходимость Гамлета сослать
Куда-нибудь подальше. Третье горе –
Народ ворчит. Вся муть всплыла со дна,
И все рядят и судят о кончине
Полония. Напрасно мы его
Зарыли тайно. Следующий случай –
Офелии душевная болезнь,
А без ума мы – звери или тени.
Но верх всего: из Франции тайком
Лаэрт приехал, держится поодаль,
Живет молвой и верит болтунам,
А те ему все уши прожужжали
Про смерть отца. Виновных не найти,
Так все на нас и свалят. Эти страхи
Меня, Гертруда, стерегут везде
И подсекают, как осколки ядер.


Что это там за шум?

Швейцарцы где?
Пусть двери охраняют.


Что случилось?

Спасайтесь, государь! Морской прилив,
Размыв плотины, заливает берег
Не шибче, чем с толпой бунтовщиков
Лаэрт разоружает вашу стражу.
Чернь за него. И, будто бы до них
Не знали жизни, не было порядка
И старины, оплота общих чувств,
Они кричат: «Короновать Лаэрта!
Да здравствует Лаэрт!» и в честь его
Бросают шапки вверх и бьют в ладоши.

Обрадовались, перепутав след!
Назад! Ошиблись, датские собаки!


Дверь взломана.


Где он, король? – Уйдите, господа.

Нет, мы войдем.

Оставьте помещенье.

Да ладно! Хорошо.


Благодарю.
Займите вход. – Итак, король презренный,
Где мой отец?

Спокойнее, Лаэрт.

Найдись во мне спокойствия хоть капля,
И я стыдом покрою всех: себя,
Отца и мать. Могу ль я быть спокойным,
Когда я все утратил, что любил?

Лаэрт, что значит этот бунт гигантов?
Молчи, Гертруда, он ведь без вреда.
Власть короля в такой ограде божьей,
Что, сколько враг на нас ни посягай,
Руками не достать. – Итак, признайся,
Чем ты так сильно раздражен, Лаэрт?
Ну что же, отвечай. – Молчи, Гертруда.

Где мой отец?

В гробу.

Но не король
Тому виной.

Пусть спрашивает вволю.

Как умер он? Но за нос не водить!
Я рву все связи и топчу присягу
И преданность и верность шлю к чертям.
Возмездьем не пугайте. Верьте слову:
Что тот, что этот свет – мне все равно.
Но будь что будет, за отца родного
Я отомщу!

А кто вам запретит?

Никто, когда моя на это воля.
А средства – обойдусь и тем, что есть,
Не беспокойтесь.

Вы б узнать желали
Всю подноготную про смерть отца?
Как это сделать, если в ослепленье
Сметаете вы, словно кучу карт,
Врага и друга, правых и неправых?

Нет, лишь врагов.

Вы их хотите знать?

Да. А друзьям открою я объятья
И кровь свою с готовностью пролью
По капельке.

Теперь вы говорите,
Как добрый сын и верный дворянин.
Что я в утрате вашей неповинен
И сам скорблю, вам станет дня ясней.

Дорогу ей!

Что там за суматоха?


Гнев, иссуши мой мозг! Соль слез моих,
В семь раз сгустясь, мне оба глаза выжги!
Свидетель бог, я полностью воздам
За твой угасший разум, роза мая!
Дитя мое, Офелия, сестра!
Когда отцов уносит смерть, то следом
Безумье добивает дочерей.
Любовь склонна по доброй воле к жертвам
И платит самой дорогой ценой
Дань нежности умершим.

Без крышки гроб его несли,
Скок-скок со всех ног,
Ручьями слезы в гроб текли,
Прощай, мой голубок!

Будь ты в уме и добивайся мщенья,
Ты б не могла подействовать сильней.

А вы подхватывайте: «Скок в яму, скок со дна, не сломай веретена. Крутись, крутись, прялица, пока не развалится», Это вор-ключник, увезший хозяйскую дочь,

Эта бессмыслица глубже иного смысла.

Вот розмарин – это для памятливости: возьмите, дружок, и помните. А это анютины глазки: это чтоб думать.

Безумие наводит на мысль. Из бессмыслицы всплывает истина.

Вот вам укроп, вот водосбор. Вот рута. Вот несколько стебельков для меня. Ее можно также звать богородицыной травой. В отличие от моей, носите свою как-нибудь по-другому. Вот ромашка. Я было хотела дать вам фиалок, но все они завяли, когда умер мой отец. Говорят, у него был легкий конец.

Но Робин родной мой – вся радость моя.

Болезни, муке и кромешной тьме
Она очарованье сообщает.

Неужто он не придет?
Неужто он не придет?
Нет, помер он
И погребен,
И за тобой черед.
А были снежной белизны
Его седин волнистых льны.
Но помер он,
И вот
За упокой его души
Молиться мы должны.

И за все души христианские, господи, помилуй! – Ну, храни вас бог.


Ты видишь это, господи?

Лаэрт,
Поверьте в живость моего участья
И дайте оправдаться. Из друзей
Подите, выберите самых умных.
Пусть, выслушав, они рассудят нас.
Когда бы против нас нашлись улики,
Прямые или косвенные, мы
Корону, царство, жизнь и все, что наше,
Даем вам в возмещенье. Если ж нет,
Извольте уделить нам миг терпенья,
И мы в союзе с вами как-нибудь
Добьемся правды.

Я на все согласен.
Загадка смерти, тайна похорон,
Отсутствие герба и шпаг над прахом,
Обход обрядов, нарушенье форм –
Все это вопиет с небес на землю
И ждет разбора.

И его найдет.
А виноватого – на эшафот,
Теперь пойдемте.


Кто хочет говорить со мной?

Матросы.
У них к вам письма, говорят.

Прошу. –
Ума не приложу, кто и откуда
Мне мог бы, кроме Гамлета, писать.


Бог в помощь, сэр.

Дай бог тебе здоровья,

Была б его воля, а мы не откажемся. – Вот письмо для вас, сэр. Оно от посланника с корабля, шедшего в Англию, – если ваше имя Горацио, как мне сказали.

«Горацио, по прочтении этого письма облегчи его подателям доступ к королю. У них есть письма к нему. Не были мы и двух дней в море, как за нами погнались морские разбойники. Уступая им в скорости, мы их атаковали с вынужденной отвагой. При абордаже я перескочил к ним на борт. В это время корабли расцепились, и я очутился у них единственным пленником. Они обошлись со мной подобно благоразумному разбойнику, хотя сами были морские. Однако они ведали, что творили, За это я должен буду сослужить им службу. Доставь королю приложенные письма и поспеши ко мне, как бежал бы от смерти. Я приведу тебя кое-чем в удивление, хотя это только часть того, что я мог бы тебе рассказать. Эти добряки доставят тебя к месту моего нахождения. Розенкранц и Гильденстерн продолжают путь в Англию. О них тоже расскажу тебе. Прощай. Твой, в чем ты, надеюсь, не сомневаешься, Гамлет»,
Пойдем сдадим оставшиеся письма
И поспешим к тому, кто их послал,


Теперь ваш долг принять меня в друзья
И в сердце подписать мне оправданье.
Вы видите, тот самый человек,
Который вас лишил отца, пытался
Убить меня.

Я вижу. Отчего ж
Не нарядили следствия по делу
Такой великой важности, в обход
Понятьям безопасности и права?

Причины две, на ваш, наверно, взгляд
Нестоящих, а для меня весомых.
Лишь им и дышит королева-мать,
А хорошо ли, плохо ль – ваше дело.
С женой я связан жизнью и душой,
Как связана звезда с своей орбитой.
Другое основанье, отчего
Не предал я суду его открыто, –
Привязанность к нему простых людей.
Его ошибки возведут в заслуги.
Народ – как соль чудесного ключа,
Который ветку обращает в камень.
Стихию эту лучше не дразнить,
А то поднявшийся ответный ветер
Вернет мне стрелы острием назад.

Итак, забыть про смерть отца и ужас,
Нависший над сестрою? А меж тем –
Хоть дела не поправить похвалами –
Свет не видал еще таких сестер.
Нет, месть моя придет!

Не беспокойтесь.
Вы думаете, я так прост и глуп,
Что, собственной опасности не видя,
Дам ей играть своею бородой?
Потом поймете прочее. Отец ваш
Был другом мне, и я не враг себе,
И этого, я думаю, довольно...


Ну? Что еще там?

Письма, государь
От Гамлета. Вот вам, вот королеве.

От Гамлета? Кто подал?

Говорят,
Какие-то матросы. Я не видел.
Мне Клавдио их дал, а у него –
Из первых рук.

Лаэрт, хотите слушать?
Я вам прочту. – Ступайте.


«Великий и могущественный, узнайте, что я голым высажен на берег вашего королевства. Завтра я буду просить разрешения предстать перед вашими королевскими очами, чтобы, заручившись вашим благоволением, изложить обстоятельства моего внезапного и странного возвращения. Гамлет».
Что это значит? Все ли возвратились?
Иль это ложь и все идет на лад?

Верна ли подпись?

Точный почерк принца.
Вот это «голым» и внизу: «Один»
В приписке. Что вы скажете на это?

Не знаю сам. По встретиться хочу.
Мне легче на душе от предвкушенья
Того, что я швырну ему в лицо.

Но если так, за чем же дело стало?
Раз так, то все улажено, Лаэрт.
Я буду направлять вас.

Направляйте.
Но только не старайтесь помирить.

Какой там мир! Напротив. Он вернулся,
И вновь его так просто не ушлешь.
Поэтому я новое придумал.
Я так его заставлю рисковать,
Что он погибнет сам по доброй воле.
Его конец не поразит молвы,
И даже мать, не заподозрив козней,
Во всем увидит случай.

Государь,
Вы можете воспользоваться мною
Для вашей цели.

Все идет к тому.
В отлучку вашу вас не забывали.
При Гамлете, я слышал, как-то раз
Хвалили вас во многих отношеньях,
Но он вам позавидовал в одном,
Хоть это и не кажется мне главным.

В чем именно?

В последнем пустяке,
Как бант на шляпе. В молодости носят
Небрежно легкий плащ, зато в годах,
Здоровья ради, тело облекают
В соболий мех. Два месяца назад
Здесь был нормандский дворянин. Я видел
Французов и сражался против них.
Им равных нет в езде верхом. Но этот
Был чародей. Он прирастал к седлу
И достигал с конем такой сноровки,
Как будто был до половины слит
С четвероногим. И во сне не снится,
Словами не сказать, что он творил!
Непостижимо!

Это был нормандец?

Нормандец.

Так порукой жизнь – Ламонд!

Он самый.

Как не знать: алмаз известный,
Цвет всей страны.

Он знает вас, сказал,
И с похвалой большою отзывался
О вашем фехтовальном мастерстве,
Особенно о бое на рапирах,
Где вам, как уверял он, равных нет.
Он говорил – их первые задиры
Теряют глаз, расчет и быстроту
При встрече с вами. Этот отзыв поднял
Такую зависть в Гамлете, что он
Лишь спал и видел, как бы вас дождаться
И упросить, чтоб вы побились с ним.
Вот и предлог.

Предлог? Не понимаю.
Предлог к чему?

Скажите мне, Лаэрт:
Вы чтите не шутя отцову память
Иль, как со скорби писанный портрет,
Вы лик без жизни?

Странные вопросы!

Кто отрицает в вас любовь к отцу?
Но всякую любовь рождает время,
И время, как показывает жизнь,
С годами ослабляет это пламя.
Хотите знать? Огонь самой любви
Приводит к угасанью от нагара,
И если чувствам ходу не давать,
Они мельчают от переполненья.
Что хочется, то надо исполнять,
Покамест есть желанье: у хотенья
Не меньше дел и перемен на дню,
Чем рук, и планов, и голов на свете.
А после поздно плакать и вздыхать.
Однако к делу. Возвратился Гамлет.
Лаэрт, скажите, чем, помимо слов,
Докажете вы связь с отцом на деле?

Увижу в церкви – глотку перерву.

Конечно, для убийцы нет святыни
И месть границ не знает. Но тогда,
Мой дорогой, сидите лучше дома.
Про ваш приезд узнает Гамлет сам,
На всех углах вас будут славословить
Вслед за французом. Вас сведут вдвоем,
За вас обоих выставят заклады.
Как человек беспечный и прямой
И чуждый ухищрений, он не станет
Рассматривать рапир, и вы легко,
Чуть изловчась, подмените тупую,
С предохраненьем, голой боевой
И за отца сквитаетесь.

Отлично!
Кой-чем вдобавок смажу острие.
Я как-то мазь купил такого свойства,
Что если смазать нож и невзначай
Порезать палец, каждый умирает,
И не спасти от смерти никакой
Травою, припасенной ночью лунной.
Я этим ядом вымажу клинок.
Довольно будет ссадины, и Гамлет
Не выживет.

Обдумаем полней,
Какие могут ждать нас вероятья.
Допустим, план наш белой ниткой шит
И рухнет или выйдет весь наружу.
Как быть тогда? Нам надобно взамен
Иметь другое что-нибудь в запасе.
Постойте, я смекну. – Готово, есть.
Ага, мы ставим ценные заклады...
Так, так.
Когда вы разгоритесь от борьбы –
Для этого я б участил атаки, –
На случай, если б попросил он пить,
Поставлю кубок. Только он пригубит,
Ему конец, хотя б он уцелел
От смертоносной раны. – Что за крики?


А, королева!

Несчастье за несчастием, Лаэрт!
Офелия, бедняжка, утонула.

Как, утонула? Где? Не может быть!

Над речкой ива свесила седую
Листву в поток. Сюда она пришла
Гирлянды плесть из лютика, крапивы,
Купав и цвета с красным хохолком,
Который пастухи зовут так грубо,
А девушки – ногтями мертвеца.
Ей травами увить хотелось иву,
Взялась за сук, а он и подломись,
И, как была, с копной цветных трофеев,
Она в поток обрушилась. Сперва
Ее держало платье, раздуваясь,
И, как русалку, поверху несло.
Она из старых песен что-то пела,
Как бы не ведая своей беды
Или как существо речной породы.
Но долго это длиться не могло,
И вымокшее платье потащило
Ее от песен старины на дно,
В муть смерти.

Утонула!..

Утонула.

Офелия, довольно вкруг тебя
Воды, чтоб доливать ее слезами.
Но как сдержать их? Несмотря на стыд,
Природа льет их. Ими вон исходит
Все бабье в нас. Прощайте, государь.
В душе пожар, а эта дурья слабость
Мне портит все.


Гертруда, сколько сил
Потратил я, чтоб гнев его умерить!
Теперь боюсь, он разгорится вновь.
Пойдем за ним.


А правильно ли хоронить ее по-христиански, ежели она самовольно добивалась вечного блаженства?

Стало быть, правильно. Ты и копай ей живей могилу. Ее показывали следователю и постановили, чтобы по-христиански.

Статочное ли дело? Добро бы она утопилась в состоянии самозащиты.

Состояние и постановили.

Состояние надо доказать. Без него не закон. Скажем, я теперь утоплюсь с намерением. Тогда это дело троякое. Одно – я его сделал, другое – привел в исполнение, третье – совершил. С намерением она, значит, и утопилась.

Ишь ты как, кум гробокопатель...

Нет, без смеху. Вот тебе, скажем, вода. Хорошо. Вот, скажем, человек. Хорошо. Вот, скажем, идет человек к воде и топится. Хочешь не хочешь, а он идет, вот в чем суть. Другой разговор – вода. Ежели найдет на него вода и потопит, он своей беде не ответчик. Стало быть, кто в своей смерти не повинен, тот своей жизни не губил.

Это по какой же статье?

О сысках и следствиях.

Хочешь знать правду? Не будь она дворянкой, не видать бы ей христианского погребения.

Верное твое слово. То-то и обидно. Чистая публика топись и вешайся, сколько душе угодно, а наш брат прочий верующий и не помышляй. Ну, да ладно. Пора за лопату. А насчет дворян – нет стариннее, чем садовники, землекопы и могильщики. Их звание – от самого Адама.

Разве он был дворянин?

Он первый носил ручное оружие.

Полно молоть, ничего он не носил.

Да ты язычник, что ли? Как ты понимаешь священное писание? В писании сказано: «Адам копал землю». Что ж, он копал ее голыми руками? Ну вот тебе еще вопрос. Только ты отвечай впопад, а то смотри...

Валяй, спрашивай.

Кто строит крепче каменщика, корабельного мастера и плотника?

Строитель виселиц. Виселица переживает всех попавших на нее.

Ей-богу, умница! Виселица – это хорошо. Но только смотря для кого. Хорошо для того, чье дело плохо. Ты сказал плохо, будто виселица крепче церкви. Вот виселица для тебя и хороша. Давай сначала, только теперь спрашивай ты.

Кто строит крепче каменщика, корабельного мастера и плотника?

Вот и говори кто, и отвяжись.

А вот и скажу!

Ну?

Не могу знать кто.


Не надсаживай себе этим мозгов. Сколько осла ни погоняй, он шибче не пойдет. В следующий раз спросят тебя эту же вещь – отвечай: могильщик. Его дома простоят до второго пришествия. Ну, да ладно. Сбегай, брат, к Иогену и принеси-ка мне шкалик.


Не чаял в молодые дни
Я в девушках души
И думал, только тем они
Одним и хороши.

Неужели он не сознает рода своей работы, что поет за рытьем могилы?

Привычка ее упростила.

Это естественно. Рука чувствительна, пока не натрудишь.

Но тихо старость подошла
И за руку взяла,
И все умчалось без следа
Неведомо куда.


В этом черепе был когда-то язык, его обладатель умел петь. А этот негодяй шмякнул его обземь, точно это челюсть Каина, который совершил первое убийство. Возможно, голова, которою теперь распоряжается этот осел, принадлежала какому-нибудь политику, который собирался перехитрить самого господа бога. Не правда ли?

Возможно, милорд.

Или какому-нибудь придворному. Он говаривал: «С добрым утром, светлейший государь. Как изволите здравствовать?» Его звали лорд такой-то и такой-то, и он нахваливал лорду такому-то его лошадь в надежде напроситься на подарок. Не правда ли?

Правда, принц.

Да, вот именно. А теперь он угодил к Курносой, сам без челюстей и церковный сторож бьет его по скулам лопатой. Поразительное превращение, если б только можно было подсмотреть его тайну! Стоило ли растить эти кости, чтобы потом играть ими в бабки? Мои начинают ныть при мысли об этом.

Бери лопату и кирку,
И новый саван шей,
И рой могилу старику
На водворенье в ней.


Вот еще один. Вообразим, что это череп законника. Где теперь его крючки и извороты, его уловки и умствования, его казуистика? Отчего терпит он удары этого грубияна и не привлекает его к ответственности за оскорбление действием? Гм! В свое время это мог быть крупный скупщик земель, погрязший в разных закладных, долговых обязательствах, судебных протоколах и актах о взыскании. В том ли взыскание по взысканию со всех его земельных оборотов, что голова его вся набита землею? Неужели все его поручительства, простые и двусторонние, обеспечили ему только надел величиной в одну купчую крепость на двух листах бумаги? Одни его передаточные записи едва ли улеглись бы на таком пространстве. А разве сам владелец не вправе разлечься попросторней?

Нет, ни на одну пядь, милорд.

Кажется, ведь пергамент выделывают из бараньей кожи?

Да, принц, а также из телячьей.

Ну, так бараны и телята – те, кто верит в прочность пергамента. Я поговорю с этим малым. – Чья это могила, как тебя там?

Моя, сэр.

И рой могилу старику
На водворенье в ней.

Верю, что твоя, потому что ты лжешь из могилы.

А вы – не из могилы. Стало быть, она не ваша. А я – в ней и, стало быть, не лгу.

Как же не лжешь? Торчишь в могиле и говоришь, что она твоя. Она для мертвых, а не для живых. Вот ты и лжешь, что в могиле.

Эта ложь в могиле не останется. Она перейдет от меня к вам.

Для какого мужа праведна ты ее роешь?

Ни для какого.

Тогда для какой женщины?

Тоже ни для какой.

Для кого же она предназначена?

Для особы, которая, сэр, была женщиной, ныне же, царствие ей небесное, преставилась.

До чего основателен, бездельник! С этим народом надо держать ухо востро, а то пропадешь от двусмыслиц. Клянусь богом, Горацио, за последние три года я заметил: все так осмелели, что простой народ наступает дворянам на ноги. – Давно ли ты могильщиком?

Изо всех дней в году с того самого, как покойный король наш Гамлет одолел Фортинбраса.

А когда это было?

Аль не знаете? Это всякий дурак знает. Это было как раз в тот день, когда родился молодой Гамлет, тот самый, что сошел теперь с ума и послан в Англию.

Вот те на! Зачем же его послали в Англию?

Как это – зачем? За умом и послали. Пускай поправит мозги. А не поправит, так там и это не беда.

То есть как это?

А так, что там никто не заметит. Там все такие сумасшедшие..

Каким образом он помешался?

Говорят, весьма странным.

Каким же именно?

А таким, что взял и потерял рассудок.

Да, но на какой почве?

Да все на той же, на нашей датской. Я здесь тридцать лет на кладбище, с малолетства.

Много ли пролежит человек в земле, пока не сгниет?

Да как вам сказать... Если он не протухнет заживо – сейчас пошел такой покойник, что едва дотягивает до похорон, – то лет восемь-девять продержится. Кожевник, этот все девять с верностью.

Отчего же этот дольше других?

А видите, сударь, шкура-то у него так выдублена промыслом, что долго устоит против воды. А вода, будь вам ведомо, – самый первый враг вашему брату покойнику, как помрете. Вот, например, еще череп. Этот череп пролежал в земле двадцать три года.

Чей он?

Одного шалопая окаянного, лучше не говорить.. Чей бы, вы думали?

Не знаю.

Чтоб ему пусто было, чумовому сорванцу! Бутылку ренского вылил мне раз на голову, что вы скажете! Этот череп, сэр, это череп Йорика, королевского скомороха.

Этот?

Этот самый.

Дай взгляну.
Бедный Йорик! – Я знал его, Горацио. Это был человек бесконечного остроумия, неистощимый на выдумки. Он тысячу раз таскал меня на спине. А теперь это само отвращение и тошнотой подступает к горлу. Здесь должны были двигаться губы, которые я целовал не знаю сколько раз. – Где теперь твои каламбуры, твои смешные выходки, твои куплеты? Где заразительное веселье, охватывавшее всех за столом? Ничего в запасе, чтоб позубоскалить над собственной беззубостью? Полное расслабление? Ну-ка, ступай в будуар великосветской женщины и скажи ей, какою она сделается когда-нибудь, несмотря на румяна в дюйм толщиною. Попробуй рассмешить ее этим предсказанием. – Скажи мне одну вещь, Горацио.

Что именно, принц?

Как ты думаешь: Александр Македонский представлял в земле такое же зрелище?

Да, в точности.

И так же вонял? Фу!

Да, в точности, милорд.

До какого убожества можно опуститься, Горацио! Что мешает вообразить судьбу Александрова праха шаг за шагом, вплоть до последнего, когда он идет на затычку пивной бочки?

Это значило бы рассматривать вещи слишком мелко,

Ничуть не бывало. Напротив, это значило бы послушно следовать за их развитием, подчиняясь вероятности. Примерно так: Александр умер, Александра похоронили, Александр стал прахом, прах – земля, из земли добывают глину. Почему глине, в которую он обратился, не оказаться в обмазке пивной бочки?
Истлевшим Цезарем от стужи
Заделывают дом снаружи.
Пред кем весь мир лежал в пыли,
Торчит затычкою в щели.
Но тише! Станем дальше! Вон король.

Вон королева. Двор. Кого хоронят?
Как искажен порядок! Это знак,
Что мы на проводах самоубийцы.
Но нас увидят. Станем в стороне
И поглядим.


Что вы еще добавите из службы?

Вот благородный юноша Лаэрт.

Что вы еще намерены добавить?

В предписанных границах свой устав
Мы уж и так расширили. Кончина
Ее темна, и, не вмешайся власть,
Лежать бы ей в неосвященном месте
До гласа трубного. Взамен молитв
Ее сопровождал бы град каменьев,
А ей на гроб возложены венки
И проводили с колокольным звоном
До изгороди.

Значит, это все,
Что в вашей власти?

Да, мы отслужили,
Мы осквернили бы святой обряд,
Когда б над нею реквием пропели,
Как над другими.

Опускайте гроб!
Пусть из ее неоскверненной плоти
Взрастут фиалки! – Помни, грубый поп:
Сестра на небе ангелом зареет,
Когда ты в корчах взвоешь.

То есть как;
Офелия?!

Нежнейшее – нежнейшей.
Спи с миром! Я тебя мечтала в дом
Ввести женою Гамлета. Мечтала
Покрыть цветами брачную постель,
А не могилу.

Трижды тридцать казней
Свались втройне на голову того,
От чьих злодейств твой острый ум затмился!..
Не надо. Погодите засыпать.
Еще раз заключу ее в объятья.


Заваливайте мертвую с живым!
На ровном месте взгромоздите гору,
Которая превысит Пелион
И голубой Олимп.

Кто тут, горюя,
Кричит на целый мир, так что над ним
Участливо толпятся в небе звезды,
Как нищий сброд? К его услугам я,
Принц Гамлет Датский.


Чтоб тебя, нечистый!


Учись молиться! Горла не дави.
Я не горяч, но я предупреждаю:
Отчаянное что-то есть во мне.
Ты, право, пожалеешь. Руки с горла!

Разнять их!

Гамлет, Гамлет!

Господа!

Спокойней, принц!


Соперничество это
Согласен я оружьем разрешить
И не уймусь, пока мигают веки.

Соперничество, сын мой?

Я любил
Офелию, и сорок тысяч братьев
И вся любовь их – не чета моей.
Скажи, на что ты в честь ее способен?

Он вне себя.

Не трогайте его.

Я знать хочу, на что бы ты решился?
Рыдал? Рвал платье? Дрался? Голодал?
Пил уксус? Крокодилов ел? Все это
Могу и я. Ты слезы лить пришел?
В могилу прыгать, мне на посмеянье?
Живьем зарытым быть? Могу и я.
Ты врал про горы? Миллионы акров
Нам на курган, чтоб солнце верх сожгло
И в бородавку превратилась Осса!
Ты думал глоткой взять? Могу и я.

Не обращайте на него вниманья.
Когда пройдет припадок, он опять
Придет в себя и станет тих, как голубь.

Лаэрт, откуда эта неприязнь?
Мне кажется, когда-то мы дружили.
А впрочем, что ж, на свете нет чудес:
Как волка ни корми, он смотрит в лес.


Побудьте с ним, пожалуйста, Гораций.


Припомните вчерашний разговор
И потерпите. Все идет к развязке. –
Гертруда, пусть за принцем последят. –
За эту смерть нам жизнью заплатят.
Терпеть еще недолго. А потом
Тем облегченней с вами мы вздохнем.


Как будто все. Два слова о другом.
Но хорошо ли помнишь ты событья?

Еще бы, принц.

Мне не давала спать
Какая-то борьба внутри. На койке
Мне было, как на нарах в кандалах,
Я быстро встал. Да здравствует поспешность!
Как часто нас спасала слепота,
Где дальновидность только подводила!
Есть, стало быть, на свете божество,
Устраивающее наши судьбы
По-своему.

На наше счастье, есть.

Я вышел из каюты. Плащ накинул,
Пошел искать их, шарю в темноте,
Беру у них пакет и возвращаюсь.
Храбрясь со страху и забывши стыд,
Срываю прикрепленные печати
И, венценосной подлости дивясь,
Читаю сам, Горацио, в приказе,
Какая я опасность и гроза
Для Дании и Англии. Другими
Словами: что меня должны схватить
И тут же, не теряя ни минуты,
Мне голову снести.

Не может быть!

Вот предписанье. После прочитаешь.
Сказать ли, как я дальше поступил?

Пожалуйста.

Опутанный сетями,
Еще не зная, что я предприму,
Я загорелся. Новый текст составив,
Я начисто его переписал.
Когда-то я считал со всею знатью
Хороший почерк пошлою чертой,
Мечтая, как бы мне его испортить.
А как он выручил меня в беде!
Сказать, что написал я?

О, конечно.

Устами короля указ гласил:
Ввиду того, что Англия наш данник
И наша дружба пальмою цветет
И нас сближает мир в венке пшеничном,
А также и ввиду других причин –
Здесь следовало их перечисленье, –
Немедля по прочтении сего
Подателей означенной бумаги
Предать на месте смерти без суда
И покаянья.

Где печать вы взяли?

Ах, мне и в этом небо помогло!
Со мной была отцовская, с которой
Теперешняя датская снята.
Я лист сложил, как тот,скрепил печатью
И положил за подписью назад,
Как тайно подмененного ребенка.
На следующий день был бой морской.
Что было дальше из письма ты знаешь.

Так Гильденстерн и Розенкранц плывут
Себе на гибель?

Сами добивались.
Меня не мучит совесть. Их конец –
Награда за пронырство. Подчиненный
Не суйся между старшими в момент,
Когда они друг с другом сводят счеты.

Каков король-то!

Вот и посуди,
Как я взбешен. Ему, как видишь, мало,
Что он лишил меня отца, что мать
Покрыл позором, что стоит преградой
Меж мною и народом. Он решил
И жизнь мою отнять! Не тут-то было!
Я сам сотру его с лица земли.
И правда, разве б не было проклятьем
Дать этой язве дальше нас губить?

Он скоро о случившемся узнает
Из Англии.

Наверно. А пока
Остаток дней в моем распоряженье,
Хоть человеческая жизнь и вся –
Чуть рот открыл, сказал раз, два – и точка.
Мне совестно, Горацио, что я
С Лаэртом нашумел. В его несчастьях
Я вижу отражение своих
И помирюсь с ним. Но зачем наружу
Так громко выставлять свою печаль?
Я этим возмутился.

Тише. Кто там?


Со счастливым возвращением в Данию, ваше высочество!

Благодарю покорно, сэр.
3наешь ты эту мошку?

Нет, милорд.

Твое счастье. Знать его – не заслуга. У него много земли, и вдобавок плодородной. Поставь скотину царем скотов – его ясли будут рядом с королевскими. Это сущая галка. Но по тому, куда она залетела, – крупнопоместная.

Милейший принц, если бы у вашего высочества нашлось время, я бы вам передал что-то от его величества.

Сэр, я это запечатлею глубоко в душе. Но пользуйтесь шляпой по назначению. Ее место на голове.

Ваше высочество, благодарю вас. Очень жарко.

Нет, поверьте, очень холодно. Ветер с севера.

Действительно, несколько холодновато. Ваша правда.

И все же, я бы сказал, страшная жара и духота для моей комплекции.

Принц, – неописуемая! Такая духота, что просто не подберу слова. Однако, принц, по приказу его величества довожу до вашего сведения, что он держит за вас пари на большую сумму.

Тем не менее прошу вас...

Нет, оставьте, уверяю вас! Мне так лучше, уверяю вас! Сэр, на днях к здешнему двору прибыл Лаэрт, настоящий джентльмен, полный самых законченных достоинств, обаятельный в обращении и прекрасной наружности. Не шутя, если говорить картинно, это справочник и указатель благородства, ибо в нем заключено все, что полагается знать светскому человеку.

Сэр, он ничего не потерял в вашем определении. Хотя, думаю я, описание его по частям затруднило бы память, заставив ее едва тащиться за его достоинствами, однако скажу с искренностью прославителя: это существо высшей породы и такое редкое, что, по совести, с ним сравнимо только его собственное отражение, а его подражатели – только его слабые тени, не больше.

Ваше высочество говорите о нем очень верно.

Куда вы гнете, сэр? Зачем оскверняем мы этого джентльмена своими грубыми разговорами о нем?

Сэр?

Нельзя ли сказать это прямее? Право, постарайтесь, милостивый государь.

К чему приплели вы этого джентльмена?

Лаэрта?

Вы замечаете, как он выдохся? Все золотые слова истрачены.

Да, Лаэрта, сэр.

Я знаю, от вас не скрыто...

Я хотел бы, чтобы это не было скрыто от вас. Хотя и в таком случае я б ничего не выиграл. Итак, сэр?

Я знаю, от вас не скрыто совершенство, с каким Лаэрт...

Не смею судить, чтобы не быть вынужденным с ним меряться. Хотя, вообще говоря, себя вполне узнаешь только из сравнения с другими.

Речь идет о совершенстве, с каким он владеет оружием. По общему убеждению, ему в этом нет равных.

Какое у него оружие?

Рапира и кинжал.

Оружие двойное. Что же дальше?

Король, сэр, держит пари с Лаэртом на шесть арабских коней, против которых тот, как я слышал, прозакладывал шесть французских рапир и кинжалов с их принадлежностями, как-то: кушаками, портупеями и так далее; три пары гужей действительно сказочной красоты и очень подходят к рукоятям; чрезвычайно изящные гужи, с глубокомысленными украшениями.

Что вы называете гужами?

Я предчувствовал, что дело не обойдется без пояснений.

Гужи, сэр, – это ремешки к портупеям.

Выражение было бы более подходящим, если бы вместо шпаг мы носили пушки. До тех пор пусть это будут портупеи. Но не будем отвлекаться. Итак, шесть арабских коней против шести французских шпаг, их принадлежностей и трех пар гужей с глубокомысленными украшениями. За что же все это прозакладовано, как вы сказали?

Король, сэр, утверждает, что при обмене ударами Лаэрт в двенадцати схватках возьмет верх над вами не более чем на три удара. На такое соотношение сил, двенадцати к девяти, король и выставил свою ставку. Это можно было бы немедленно проверить, если бы ваше высочество соблаговолили ответить.

А если я отвечу: нет?

Я хотел сказать, милорд: если вы ответите согласием.

Сэр, я буду прогуливаться по залу. Если его величеству угодно, сейчас время моего отдыха. Пусть принесут рапиры. Если молодой человек не прочь и король не изменит своего намерения, я постараюсь, если смогу, выиграть его пари. Если же нет, на мою долю достанутся только стыд и неотбитые удары противника.

Можно ли именно так передать ваши слова?

Именно так, сэр, с прикрасами, какие вам заблагорассудятся.

Поручаю себя в своей преданности вашему высочеству.

Честь имею, честь имею...


Хорошо делает, что поручает. Никто другой за него не поручится...

Побежал, нововылупленный, со скорлупой на головке.

Он, верно, и материнской груди не брал иначе, как с расшаркиванием. Таковы все они, нынешние. Они подхватили общий тон и преобладающую внешность, род бродильного начала, и оно выносит их на поверхность среди невообразимого водоворота вкусов. А легонько подуть на них – пузырей как не бывало.


Милорд, его величество государь посылал к вам с приветом молодого Озрика, который сообщил, что вы ждете его в зале. Государь послал узнать, остаетесь ли вы при желании биться с Лаэртом, или думаете отложить.

Я верен своим решениям. Они приноровлены к желаньям короля. Была бы его воля, а я в долгу не останусь, Сейчас или когда угодно, лишь бы я чувствовал себя так же хорошо, как теперь.

Тогда король, королева и остальные сейчас пожалуют вниз.

В добрый час.

Королева желала бы, чтобы перед состязанием вы помирились с Лаэртом.

Она учит меня добру.


Вы проиграете заклад, милорд.

Не думаю. С тех пор как он уехал во Францию, я постоянно упражнялся. А тут еще льгота в мою пользу. Я выиграю. Но не поверишь, как нехорошо на душе у меня! Впрочем, пустое.

Нет, как же, добрейший принц!

Совершенные глупости. И вместе с тем какое-то предчувствие, которое остановило бы женщину.

Если у вас душа не на месте, слушайтесь ее. Я пойду к ним навстречу и предупрежу, что вам не по себе.

Ни в коем случае. Надо быть выше суеверий. На все господня воля. Даже в жизни и смерти воробья. Если чему-нибудь суждено случиться сейчас, значит, этого не придется дожидаться. Если не сейчас, все равно этого не миновать. Самое главное – быть всегда наготове. Раз никто не знает своего смертного часа, отчего не собраться заблаговременно? Будь что будет!


Стой, Гамлет. Дай соединю вам руки.


Прошу прощенья, сэр. Я был не прав.
Но вы как дворянин меня простите.
Собравшиеся знают, да и вам
Могли сказать, в каком подчас затменье
Мое сознанье. Все, чем мог задеть
Я ваши чувства, честь и положенье,
Прошу поверить, сделала болезнь.
Ответственен ли Гамлет? Нет, не Гамлет.
Раз Гамлет невменяем и нанес
Лаэрту оскорбленье, оскорбленье
Нанес не Гамлет. Гамлет – ни при чем.
Кто ж этому виной? Его безумье.
А если так, то Гамлет сам истец
И Гамлетов недуг – его обидчик.
Прошу во всеуслышанье, при всех,
Сложить с меня упрек в предумышленье.
Пусть знают все: я не желал вам зла.
Ошибкой я пустил стрелу над домом
И ранил брата.

В глубине души,
Где ненависти, собственно, и место,
Я вас прощу. Иное дело честь:
Тут свой закон, и я прощать не вправе,
Пока подобных споров знатоки
Не разберут, могу ли я мириться.
Во всяком случае, до той поры
Ценю предложенную вами дружбу
И дружбой отплачу.

Душевно рад
И с легким сердцем принимаю вызов.
Приступим. – Где рапиры?

Мне одну.

Для вас я очень выгодный соперник.
Со мною рядом ваше мастерство
Тем выпуклей заблещет.

Вы смеетесь.

Нет, жизнью своей клянусь, что нет.

Раздайте им рапиры, Озрик. – Гамлет,
Известны вам условья?

Да, милорд.
Вы ставите на слабость против силы.

Неправда. Преимущества в борьбе
Он выравнял уступкой трех ударов.

Другую. Эта слишком тяжела.

Мне эта по руке. – Равны ли обе?

Да, милый принц.


Подай сюда вина.
При первом и втором его ударе
И отраженье третьего – палить
В честь Гамлета со всех бойниц из пушек.
Король его здоровье будет пить.
Сейчас в бокал жемчужину он бросит,
Ценнее той, которою в венце
Четыре датских короля гордились.
Подайте кубки мне. Пусть гром литавр
Разносит трубам, трубы – канонирам,
Орудья – небу, небеса – земле
Тост короля за Гамлета. – Начнемте.
Вниманье, судьи! Просим не зевать.

Готовьтесь.

Бьюсь.


Удар.

Отбито.

Судьи!

Удар, удар всерьез.

Возобновим.

Стой, выпьем. – За твое здоровье, Гамлет!
Жемчужина твоя. – Вот – твой бокал.
Трубы и пушечные выстрелы за сценой

Не время пить. – Начнемте. Защищайтесь.


Опять удар. Не правда ли?

Удар.
Не отрицаю.

Сын наш побеждает.

Дай, Гамлет, оботру тебе лицо.
Вот мой платок. Как ты разгорячился!
Я, королева, пью за твой успех.

О матушка...

Не пей вина, Гертруда!

Я пить хочу. Прошу, позвольте мне.


В бокале яд! Ей больше нет спасенья!

Нет, матушка, мне рано с вами пить.

Дай оботру лицо тебе от пота.

А ну, теперь ударю я.

Едва ль.

Хоть это против совести поступок.

На этот раз, Лаэрт, без баловства.
Я попрошу вас нападать, как надо.
Боюсь, вы лишь играли до сих пор.

Вы думаете? Ладно.


Оба мимо.

Так вот же вам!


Разнять их! Так нельзя.

Нет, сызнова!


На помощь королеве!

Тот и другой в крови. – Ну как, милорд?

Ну как, Лаэрт?

Увы, кулик попался.
Я ловко сети, Озрик, расставлял
И угодил в них за свое коварство.

Что с королевой?

Обморок простой
При виде крови.

Нет, неправда, Гамлет, –
Питье, питье! – Отравлена! – Питье!


Средь нас измена! – Кто ее виновник?
Найти его!

Искать недалеко.
Ты умерщвлен, и нет тебе спасенья.
Всей жизни у тебя на полчаса.
Улики пред тобой. Рапира эта
Отравлена и с голым острием.
Я гибну сам за подлость и не встану.
Нет королевы. Больше не могу...
Всему король, король всему виновник!

Как, и рапира с ядом? Так ступай,
Отравленная сталь, по назначенью!


Предательство!

На выручку, друзья!
Еще спасенье есть. Я только ранен!

Так на же, самозванец-душегуб!
Глотай свою жемчужину в растворе!
За матерью последуй!


Поделом:
Напиток был его изготовленья. –
Ну, благородный Гамлет, а теперь
Прощу тебе я кровь свою с отцовой,
Ты ж мне – свою!


Прости тебя господь.
Я тоже вслед. Все кончено, Гораций.
Простимся, королева! Бог с тобой!
А вы, немые зрители финала,
Ах, если б только время я имел, –
Но смерть – тупой конвойный и не любит,
Чтоб медлили, – я столько бы сказал...
Да пусть и так, все кончено, Гораций.
Ты жив. Расскажешь правду обо мне
Непосвященным.

Этого не будет.
Я не датчанин – римлянин скорей.
Здесь яд остался.

Если ты мужчина,
Дай кубок мне. Отдай его. – Каким
Бесславием покроюсь я в потомстве,
Пока не знает истины никто!
Нет, если ты мне друг, то ты на время
Поступишься блаженством. Подыши
Еще трудами мира и поведай
Про жизнь мою.


Что за пальба вдали?

Послам английским, проходя с победой
Из Польши, салютует Фортинбрас.

Гораций, я кончаюсь. Сила яда
Глушит меня. Уже меня в живых
Из Англии известья не застанут.
Предсказываю: выбор ваш падет
На Фортинбраса. За него мой голос.
Скажи ему, как все произошло.
И что к чему. Дальнейшее – молчанье.


Разбилось сердце редкостное. – Спи
Спокойным сном под ангельское пенье! –
Кто это с барабанами сюда?


Где место происшествия?

Какого?
Печали небывалой? Это здесь.

Кругом лежит и стынет прах убитых.
В чертогах смерти, видно, пир горой,
Что столько жертв кровавых без разбора
Она нагромоздила.

Страшный вид!
Английские известья опоздали.
Погиб король, который был бы рад
Услышать, что приказ его исполнен
И Розенкранца с Гильденстерном нет.
Кто нам спасибо скажет?

Он – едва ли.
Его б он и при жизни не сказал.
Король совсем не требовал их смерти.
Но раз уж вы сошлись здесь на крови
Дорогами из Англии и Польши,
То прикажите положить тела
Пред всеми на виду, и с возвышенья
Я всенародно расскажу про все
Случившееся. Расскажу о страшных,
Кровавых и безжалостных делах,
Превратностях, убийствах по ошибке,
Наказанном двуличье и к концу –
О кознях пред развязкой, погубивших
Виновников. Вот что имею я
Поведать вам.

Скорей давайте слушать
И созовем для этого совет.
Не в добрый час мне выпадает счастье.
На этот край есть право у меня.
Я предъявлю его.

Я и об этом
Имею слово от лица того,
Чей голос есть судьба голосованья.
Но поспешим, пока умы в чаду
Не натворили новых беззаконий.

Пусть Гамлета к помосту отнесут,
Как воина, четыре капитана.
Будь он в живых, он стал бы королем
Заслуженно. Переносите тело
С военной музыкой, по всем статьям
Церемоньяла. Уберите трупы.
Средь поля битвы мыслимы они,
А здесь не к месту, как следы резни.
Скомандуйте дать залп.


_________________


«Лазарями» – именем, заимствованным из евангельской легенды, – в эпоху Шекспира назывались больные проказой.

«Здесь и повсюду» (лат.). Согласно поверью, духи могли одновременно появляться во многих местах.