Новый Павсий и его цветочница

Category: Poetry
Ворох цветов урони на́ землю, рядом со мною!
Что за пахучий хаос сыплется к нашим ногам!


Как любви пристало, ты примиряешь смятенных:
Только сплетешь их, они лучшею жизнью живут.


Розы легче касайся, ее в корзинке укрою
И на людях подарю, друг мой, при встрече тебе.


Я — как будто тебе не знаком — спешу отдариться,
Но одарившая дар не принимает взамен.


Дай вплести гиацинтов в венок, резеду и гвоздику,
Чтобы к ранним цветам также и поздний прильнул.


Дай мне в кругу их душистом к твоим ногам опуститься,
На коленях твоих ворох цветущий сложить.


Нитку покуда подай! И пестрые родичи сада
Снова узнают себя, соединившись в венке.


Что здесь больше дивит? Что — меньше? Цветов ли избыток?
Или умелость руки? Или находчивый вкус?


Дай мне листьев, чтоб блеск слепящих цветов поубавить;
Жизнь велит приобщать строгие листья к венку.


Что ты так долго гадаешь над этим венком? Несомненно,
Тот, кто получит его, сердцем твоим предпочтен?


За день сотни венков пораздам и не меньше букетов.
Но принесу ввечеру самый прелестный тебе.


О! как счастлив художник, который бы кистью умелой
Эти цветы написал, эту богиню средь них!


Но ведь отчасти блажен и тот, кто, присевши со мною
Рядом, мой поцелуй, дважды блаженный, испил?


Ах, любимая, мало! Завистливым веяньем утра
Первый уже унесен с губ, одаренных тобой!


Как весна расточает цветы, так я поцелуи
Милому! С этим — прими также и этот венок.


Если бы Павсия дар пленительный был мне уделом,
Целый бы день я тогда этот венок рисовал!


Вышло неплохо. Только взгляни! Прелестно вступают
Дети Флоры на нем в свой прихотливый черед.


Я, к цветам наклоняясь, черпнул бы их сладости дивной,
Той, которой земля чашечки полнила их.


Я же вечером свежей застала бы эту гирлянду;
Не увядая, глядеть будет она со станка.


О, как я обделен, как я беден! И ах! как мечтаю
Этот блеск удержать, что не под силу очам!


Привередливый друг! Ведь ты поэт, а желаешь
Дар второй обрести? Вооружись-ка своим!


А поэт подберет ли цветов горячие краски?
Рядом с телом твоим слово — бесплотная тень.


А передаст ли художник ласкающий шепот: «Люблю я
Только тебя, мой дружок, только тобою живу».


Ах! нипочем и поэт не скажет так сладко: «Люблю я!»
Так, как сказалось оно — на ухо другу — тобой.


Много обоим под силу! И все же речь поцелуев
С речью взоров дана только влюбленным в удел.


Ты обоих затмила; цветами поешь и рисуешь:
Дети Флоры тебе краски и вместе — слова.


Но неустойчивый дар плетется руками моими:
Свежий утром, венок к вечеру, глянешь, увял!


Так и боги даруют нам бренную прелесть и манят,
Все обновляя дары, смертных в безгорестный путь...


День такой назови, чтоб я венка не дарила
Милому — с первого дня, как полюбила тебя.


Он еще сохранился, твой первый дар незабвенный,
Радостный пир обходя, ты мне его поднесла.


Только украсила чашу, гляжу, осыпается роза;
Ты отпил и вскричал: «Девочка, яд — в лепестках».


Ты ж на то возразила: «Они наполнены медом;
Впрочем, только пчела сладость умеет добыть».


Но нескромный Тиманф как схватит меня да как крикнет:
«Разве шмелю не испить сладкую тайну цветка!»


Ты рванулась из рук, спасаясь в бегстве; упали
Грубому парню к ногам розы, корзинки, венки.


Ты же властно воскликнул: «Малютку брось-ка! И розы,
И малютка сама слишком нежны для тебя!»


Он лишь крепче вцепился в тебя, смеясь до упаду,
И одежда твоя донизу сверху рвалась.


Ты метнул в вдохновенной вражде недопитую чашу;
Гулко ударилась в лоб и расплескалась она.


Хмель и гнев слепили меня, и все ж я заметил
Белые плечи твои и обнаженную грудь.


Что за крики кругом, что за смута! Льется багрово
Кровь с вином пополам с черепа злого врага.


Но тебя, лишь тебя я видел! В горькой досаде
На пол присев, свой наряд ты запахнула рукой.


Ах, как летели тарелки к тебе! Я дрожала при мысли,
Что незнакомца сразит пущенный метко металл.


Только тобой увлечен, я видел: свободной рукою
Ты ухитрилась сбирать розы, корзинки, венки.


Тут заслонил ты меня, чтоб случай меня не обидел,
Или хозяин, гневясь за неудачливый пир.


Помню, что взял я ковер на левую руку, как это
Делают, чтобы отбить грозную ярость быка.


Драку сумел унять разумный хозяин. Я тут же
Кинулась прочь, но взор медлил расстаться с тобой.


Ах! Тебя потерял я. Напрасно все закоулки
Дома я обыскал, улиц, садов, площадей.


Стыдно было казаться! Молвой не тронутой ране,
Всеми любимой, легко ль сделаться притчею дня?


Сколько видал я цветов, гирлянд и пышных букетов,
Но не видел тебя; город тебя не видал.


Я сидела в затворе. Увядшие розы роняли
Всюду свои лепестки, никли гвоздики вокруг.


Что ни юноша, — молвит: «Увы! цветов не убыло,
Только пленительной нет, чтобы сплести их в венки».


Я меж тем плела их одна; венки увядали.
Видишь? Они для тебя рядом висят с очагом.


Так и он увядал, твой первый венок. Не оставил
В драке его я; висит он над постелью моей.


Вечером я глядела на вянущих. Как я рыдала!
И в поглощающий мрак краска за краской текла.


Тщетно в городе я искал твой домик укрытый;
Даже тщеславцы и те только молчали в ответ.


Я никогда у себя гостей не видала: не ведом
Домик мой никому. Город беднейших таит.


Тщетно в городе я взывал к всезрящему солнцу:
Выдай, властительный бог, где ты ее озарил.


Властный бог тебе не внимал; но бедность внимала:
Я принялась из нужды вновь за свое ремесло.


Так ли? Голос другой не звал ли сыскать незнакомца?
Разве Амур не успел встречные стрелы метнуть?


Зорко всюду искала тебя, и вот — увидала.


И не дерзнула толпа любящих, нас, удержать.


Быстро сблизились мы, толпу рассекая. Не ты ли?


Ах, не ты ли со мной? Да, и мы были одни.


Там, на площади шумной. Но мнились нам люди кустами...


И казался их шум только журчаньем ручья.


Вечно одни пребывают влюбленные в людном собранье;
Но останься вдвоем, третий спешит подойти.


Да — Амур. Он любит венчаться твоими венками.
Ворох цветов урони с милых колен поскорей.


Что ж? Я сбросила их. В твоих объятьях, любимый,
Пусть и нынче взойдет солнечный свет для меня!

Available translations:

Русский (Unknown translator)